Дмитрий Емец - Череп со стрелой (СИ)

Рина покатилась по полу. Сразу же вскочила и приготовилась заорать на Сашку, но не заорала, потому что обнаружила, что на нее с удивлением смотрят человек десять. Они находились в длинном переходе на красную ветку метро рядом с девуш­кой, игравшей на скрипке. Рядом тявкали и кувыр­кались в коробке три электрических песика. Один из песиков дошел до края коробки и умер: у нею закончилась батарейка.

Нацарапанная за спиной девушки дверь настоль­ко хорошо вписывалась в рисунок мрамора, что по­нять, что это дверь, можно было только прищурив­шись и нарушив фокусность зрения.

Глава восьмая

МЕЖДУСОБОЙЧИК

Никто так яростно не убивает, не уничтожает, не затаптывает какую—либо идею, как человек, который не­которое время ей служил, а потом ее предал.

Хуже всего, когда плохой человек учит хорошему. В плохом человеке рано или поздно разочаровываешь­ся, а вместе с ним разочаровыва­ешься и в хорошем.

Кавалерия

Это было странное место. Три улицы и одни трамвайные пути сходились и отбрасывали два хи­лых отростка, один из которых шел к метро, а дру­гой вливался в напряженную движением улицу за­пада Москвы. Чуть в стороне вольготно раскинулся новый дом со стилизованными пушками у входа, из которых летом вился виноград, а весной проступал из-под снега заботливо прикопанный мелкий му­сор. С другой стороны две семиэтажки застенчиво прижимались одна к другой ободранными боками. Во дворах желтели башенки спортивного городка, густо усиженного голубями. За птицами гонялся це­леустремленный карапуз с лопатой и пытался хоть кого-то огреть. Голуби лениво разлетались.

В одной из семиэтажек расположилась стома­тологическая поликлиника. За синеватыми окнами шла напряженная зубодробительная работа. В со­седней семиэтажке весь первый этаж был заклеен красными плакатами «СДАЕТСЯ!». Ветер хлопал жестяной рекламой «ПОДАРОК ЖЕНЭ! СКИДКИ 200 ПРОЦЭНТОВ!». Реклама была пристегнута велоси­педным замком от честных людей.

Пока случайный прохожий напряженно скре­щивал жадность со здравым смыслом и вспоминал, есть ли у него вообще жена, на глаза ему попадалась совсем старая и ободранная вывеска «ПОГРЕБОК». Вывеска это до того въелась в стену дома, что, ка­жется, ее и покрасили с ней вместе. Правее вывески в полуподвал уходили ступени. Вот только сегодня спуститься по ним было суждено далеко не каждому.

Рядом стояло несколько дорогих машин, у кото­рых, как овечки, паслись охранники. Чем ближе к ступеням, тем мрачнее были лица телохранителей и тем более странные предметы держали они в руках Что-то такое зачехленное, довольно громоздкое.

Шедший по улице парень двадцати трех лет, представлявший себя французским принцем на алжирском престоле, поднес руку к шляпе с плю­мажем, о которой все почему-то думали, что это об­лезлая лыжная шапка. Охранники в ответ качнули таинственными чехлами. Миражистов они узнава­ли сразу и относились к ним терпимо. Чего с них взять, кроме телефона «Нокиа» с треснутым экра­ном и новых шнурков от старых ботинок?

Миражист оторвал руку от полей шляпы, мило­стиво улыбнулся и прошествовал дальше. Один из охранников, испытав смутное шевеление души, по­пытался догнать его и сунуть в карман денег. Ми­ражист вспыхнул, отшвырнул деньги, и рука его метнулась к бедру, где в невидимых ножнах таилась незримая миру шпага. Алжирские принцы француз­ских кровей милостыни не берут!

Смущенный охранник вернулся на свой пост, а наследник пустынь и муж сотен прекрасных бедуи­нок через слякоть улицы направился в сторону ме­тро «Октябрьское Поле». Он опаздывал на урок по химии, которую преподавал двоечникам.

Ступени, которые сегодня охранялись с такой тщательностью, вели к тяжелой двери с окошком. Дверь открывалась в прокуренный зал, где корню языка сразу становилось горько. Тяжелые бордовые шторы, искусственные цветы, решетчатые полки бара с множеством бутылок. За стойкой стоял сам хозяин — молодой, похожий на суслика мужчина, который, по слухам, уморил своей жадностью эля. Все повара и официанты были отпущены. На кухне колдовали Млада и Влада.

За маленьким столиком сидели Гай и главы всех трех фортов. Гай ничего не ел, а к бокалу даже не притронулся. То, что шнырам удалось использовать прыгун и улизнуть, волновало Гая мало. Новые чет­верки есть новые четверки, чего от них задать. Хотя Гай, конечно, не упустил случая кольнуть по этому случаю Белдо и Тилля.

Тилль, сильно растолстевший за зиму, жаловался на одышку. И разумеется, виноваты во всем были шныры и нервная работа, а не непрерывное обжор­ство. При этом Тилль ухитрялся следить глазами за Младой, которая несла большое блюдо с пловом. Долбушин чертил что-то в блокнотике. Белдо вы­пил чаю с коньяком, зарумянился и теперь притво­рялся пьянее, чем он есть. Ушки его багровели, нос был похож на спелую ягоду. Изредка Белдо всхли­пывал и говорил:

— Как я сморщен любовью! Как я тесен сам себе!

Но эта теснота и сморщенность не мешали ему булавкой колоть в руку убиравшую со стола Владу, на которую старичок сегодня был за что-то обижен. Влада терпела. Она уже отыгралась, накапав ему в чай вонючей водички из пригоревшей сковородки.

— Дионисий, вы уверены, что это был именно череп ? Может, какой-то другой уникум? — внезап­но спросил Гай.

Белдо перестал морщиться любовью и с готов­ностью закивал:

— Да, я клянусь! У одного из тех шныров, что сбе­жали! Я почувствовал это первым, но, чтобы узнать больше, привлек одного из своих ясновидящих. Прекрасный, талантливый сотрудник и замечатель­ный человек!

— Он умер. Вы же говорили, Белдо, что мозг вы­тек у него из ушей? Или вы принципиально не отзы­ваетесь о мертвых плохо? — напомнил Долбушин.

Дионисий Тигранович в ужасе замахал ручками:

— Ну да! Да! Ну зачем говорить об этом за сто­лом? Влада, помой чашку и принеси мне другой чай! У этого странный привкус! Думаю, Альберт ис­портил его своим скепсисом! Вода — я всегда это говорил — притягивает негативные эмоции!

Влада послушно взяла чашку и, облизывая ис­колотую булавкой руку, направилась в сторону уборной. Она решила, что чашку можно помыть и туалетным ершиком. Попутно Влада размышляла о ясновидящем. Действительно, неплохой был парень, из нового набора, но совсем слабенький. Видя его услужливость, Белдо потребовал от него слиш­ком многого. Эльбы пошли навстречу, и парень не рассчитал свои силы. Зато про череп он рассказал им очень много. Одного он не успел сказать — кто из шныров владеет им теперь. Мозг потек из ушей, а глаза сварились и стали как яичный белок

— Да он и сам, может, ничего не знает! Шныр этот! — донесся до Влады плаксивый голос Белдо. Похоже, Гай взялся за ее шефа всерьез.