Дмитрий Емец - Череп со стрелой (СИ)

— Иди к нам! Наш мир умер, умрет и ваш—ш—ш! Но мы захватим рабов и будем повелевать ими веч—ч—ччно! Отдай нам то, что у тебя, и станешь одним из нас—с!

— Ни за что!

— Ваш—ш—ш мир гниет. Закладки, которые вы носите, только продлевают его агонию. Мы щедро наградим тебя, только иди к нам!

Сашка не знал что отвечать. Его собственные мысли уже почти не принадлежали ему. Постепен­но страх и мрак настолько заполнили его, что ему хотелось только одного: разжать руки, расслабить колени и позволить телу безвольно соскользнуть в болото. Возможно, он так бы и сделал, но, опомнившись, подставил лицо под поднимавшееся крыло Гульды.

Влажное, болотом пахнущее крыло ударило Сашку по щеке. Он очнулся и понял, что едва не потерял все. Главное, чего от него добивались эльбы, — чтобы он бросил повод и перестал сопротив­ляться. Человек в шторм управляет большой лодкой, которую бьет волнами. И вот ему внушают, что от его усилий ничего не зависит, зачем держать руль, когда лодку просто швыряет из стороны в сторону. Он бросает руль — и в следующую секунду лодку переворачивает. И только исчезая в пучине, он по­нимает, что лодкой все—таки управлял и погиб толь­ко потому, что струсил.

Ты еще будешь наш—ш—ш—ш—ш—ш!

Сашка не запомнил момента, когда его выброси­ло из болота. Он просто понял, что летит уже по двушке , а с ним вместе летит Даня. На куртке Дани стремительно таяла пена болота, которой он был заплеван с головы и до ног.

— Нет, ну они там все перебесились! Ксено­фонт все—таки Equus asinus! Типичный такой Equus asinus! — убежденно сказал Даня.

— Кто?

Ну дикий осел он, а не философ! Он утверждал, что Сократ говорил, что врагам нужно причинять больше зла, чем сделали бы враги. Но я—то помню цитату Платона! Платон говорил, что Сократ учил прощать людям и обиды, и боль, и всякое зло, какое бы они ни причинили.

В голосе Дани не было ни малейшего удивления, он встретил в болоте философа Ксенофонта и что тот вступил с ним в беседу. Сашку же поразило другое: там, где ему мерещатся ужасы, другим, ока­зывается, является Ксенофонт.

— Как—то ты больно легко от эльбов отбиваешь­ся! — сказал Сашка.

Даня скромно улыбнулся:

— Есть такое дело. Я обнаружил, что чаще все­го эльбы меня обманывают, когда я мыслю эмоци­онально. И я воюю с ними развернутыми сужде­ниями.

— Чем?

— Надо сделать что—то неприятное, а они сразу орут: «Не хочу! Не могу!» Раньше я думал, что это мое «не хочу!», и уступал. А при развернутой мысли я говорю себе: «Да, я не хочу этого делать, но по­чему? Даня, сформулируй причину!» И сразу пони­маю, что мне лень, я трушу, я устал, мне себя жалко, я хочу спрятать голову в песок Тут мой мозг уже видит, что аргумент гнилой, и я назло эльбам делаю все наперекор.

Внизу мелькали сосны. Сообразив, что Гульда и Афродита летят в привычное им место Прииска, куда сегодня как раз и не нужно, Сашка попытался повернуть Гульду. Это оказалось непросто. Кобыла озадачилась и, озадачившись, заупрямилась. Она повела себя как правильная домохозяйка, которая привыкла готовить на завтрак овсяную кашу, а от нее потребовали утку с брусникой. Сашка похло­пал ее по шее и кое—как убедил послушаться. Про Гульду говорили, что она самая женственная кобыла ШНыра и реакции у нее совершенно как у девушки. Она точно так же дулась, фыркала, тянула шею и смешно прощала обиду за яблоко или кусок сахара которые схватывала с ладони как бы нехотя, чтобы не подумали, что она рада.

Впереди показалась Первая Гряда. Еще не под­летев к ней, Сашка ощутил растерянность. Он по­нял, что у него нет точных ориентиров. В прошлый раз его принес сюда Сахар, а он даже не запомнил дороги: тот же лес внизу, те же склоненные сосны, точно причесанные невидимым гребешком. Перед Сашкой тянулась бесконечная гряда. Нагроможде­ние камней, скал, гранитных пальцев, глинистых вкраплений.

Что ему делать? Искать старые раскопы? Но они здесь повсюду. Сколько шныров перебывало здесь за сотни лет, и все копали и искали, переносили живые искры этого мира в свой мир, обновляя, ис­целяя его, мешая ему, протухнув, разделить судьбу болота.

Гряда постепенно приближалась. С седла пега представлялось, что можно протянуть руку и по­трогать скалы. Но Сашка знал, что это обманчиво. Лететь еще долго. И где они сейчас? Правее нужно­го места? Левее? Если поиски затянутся, время ныр­ка истечет и придется вернуться ни с чем.

Сашка потянул повод Гульды в одну сторону, по­том, передумав, в другую. Кобыла раздраженно дер­нула ухом. И снова в ней проглянула женщина, го­ворящая: «Ты вначале определись, чего хочешь сам, сформулируй свои желания, а потом уже загружай меня своим обществом!»

Наконец они долетели до гряды. Сашка то снижался, то заставлял пега набирать высоту, надеясь, цто с высоты узнать будет проще. Какие же одина­ковые эти скалы!

— Любопытная эстетика хаоса в полотне развер­нутого пространства! Но все же нельзя ли достичь консенсуса в отношении наших целеустановок в рамках общей программы передвижений? Мне вообще—то красную закладку искать! — сказал Даня, вынужденный повторять за Сашкой все его непо­нятные движения. Афродите это тоже не нравилось, но, как существо, влюбленное в Данину куртку, она пока все ему прощала.

Сашка что—то промычал. Его мычание Дане не понравилось.

— Стоп! Так мы заблудились, что ли? — заподо­зрил он.

Сашка хотел сознаться, что так оно и есть, но внезапно его левую руку обожгло. Он увидел, что фигурки ярки до ослепительности, а на том месте нерпи , где никаких фигурок прежде не было, теперь пылает череп. У Сашки перехватило дыхание. Он коснулся черепа пальцами и с изумлением их от­дернул. Напугало его даже не прикосновение, а то, что никакого прикосновения не было! Черепа слов­но не существовало. Глаз его видел, причем объем­но, но пальцы гладили лишь шершавую кожу нерти.

На Сашку смотрели пустые глазницы. Зажатая в зубах стрела была направлена вперед и влево. По­ка Сашка смотрел на нее, стрела повернулась еще сильнее. Проверяя, Сашка потянул повод Гульды, и наконечник стрелы торопливо дернулся продолжая показывать туда же, куда и раньше.

‹‹Как стрелка компаса! Но разве здесь есть полюс?›› — подумал Сашка.

Сердце ускорилось, заспешило, и несколько секунд спустя Сашка уже летел по стрелке, послушно следовал за ним на Афродите. Прошло десять минут. Пятнадцать. Сашка, жадно вгляды­вающийся в скалы, начинал уже сомневаться, как вдруг стрелка дернулась, но уже не в сторону, а вниз. Теперь она показывала сквозь нерпь и сквозь Сашкину руку. При этом никакой боли Сашка не испытывал.

Снижались они кругами. Пеги очень берегут но­ги и складывают крылья только при нырках. Здесь же нырком не пахло, и Гульда с Афродитой осто­рожничали. Все это время стрела четко держала на­правление. Скалы по—прежнему казались Сашке не слишком похожими, и лишь в самом конце, когда Гульда все—таки села и угол зрения стал привычным, Сашка убедился, что перед ним тот раскоп, откуда, как поплавок, торчал круп Сахара.