Дмитрий Емец - Череп со стрелой (СИ)

— Пошли! — прошептал Сашка и потащил Фиа туда, где лес сбегал с холма, а между редеющими де­ревьями плоско лежало поле. Сашка знал, что впе­реди будет болотце с торчащими из него черными сосенками, а сразу за болотцем — высокая насыпь дороги.

Постепенно лес затихал. Лопнула еще одна ра­кета, но где—то уже далеко. Сашка обрадовался, что берсерки взяли ложный след. Он уже озабоченно размышлял, как им перейти затопленное место, как вдруг впереди мелькнула быстро приближающаяся тень.

Все происходило в пугающей тишине. Берсерк несся на Сашку без единого крика, высоко выпры­гивая из снега. Он был легкий, совсем не грузный. Шапку с его головы сорвало ветвями, над белевшим овалом лица темнели короткие волосы. Он бежал стремительно, но Сашка воспринимал все так чет­ко, что эта стремительность растягивалась в беско­нечность. Казалось, мозг его так и печатает кадры. Арбалет был у берсерка за спиной. Он не тянулся за ним и бежал с топориком, готовя его к корот­кому резкому удару. Опомнившись, Сашка вырвал из кармана шнеппер, вскинул его, нажал на курок Шнеппер не выстрелил. Когда Сашка понял, что все дело в предохранителе, берсерк был уже со­всем близко. Захлебываясь ужасом и уже чувствуя на лбу место, куда ударит топорик, Сашка сдернул шнеппер с предохранителя и, инстинктивно упав на спину, выстрелил.

По локтю, которым Сашка закрывал лицо, что— то небольно скользнуло и, отклонившись, упало в снег. Сашка, с закрытыми глазами ожидавший добивающего удара, осторожно приоткрыл глаза Следы берсерка обрывались в полуметре. Казалось, кто—то огромный просто выдернул его из следов, и все — нет! Пошарив в снегу, Сашка достал то, что, падая, оцарапало его локоть. Это был топорик, ста­ринный, с выступом для пробивания нагрудников и шлемов. Топорик спокойно лежал в Сашкиной руке. Прирученный, мирный. Не верилось, что еще пять секунд назад им собирались просадить Сашке череп.

‹‹Век шестнадцатый! — наудачу определил, Сашка. — М—да, дрова им явно не рубили!››

Брать с собой топорик берсерка он не стал но и бросать его в снегу было жаль, все—таки завидный трофей, и, приметив место, Сашка сунул его под сосновые корни, забросав раскисшими листьями поверх листьев снегом.

Сашку била дрожь. Он понимал, что спасся чу­дом. Фиа наклонилась, трогая пальцем шнурки, пре­вратившиеся в куски льда.

— Нам далеко идти? А то у меня ноги мокрые, — сказала она.

Сашка хорошо представлял себе местность. Вот шоссе с разделительным газоном. Вот бензоколон­ка. Вот ответвление дороги к Копытово. А вот тут ♦пьяная дорога*, которую сейчас совсем развезла Грязь такая, что всюду валяются куски рваных тро­сов — следы исправления самонадеянности джипарей.

— Не очень. Километров восемь... от силы девять..

— Ско—олько?

— А что, много?

— Для шныра, может, и мало. А для нормального человека — вешалка! — заявила Фиа.

— Может, тебе вернуться? — предложил Сашка.

Фиа упрямо мотнула головой:

— Нет! Ты меня когда—то спас, и я тебя не оставлю!

— Это был пустяк.

— Прошли годы. Пустяк вырос и стал большой услугой! — решительно сказала Фиа.

Они вышли к болотцу под насыпью и удачно переправились через него по старым шинам, ко­торые кто—то набросал цепочкой от самого шоссе Луна скрылась за тучами, и это было кстати. Ина­че их легко обнаружили бы с гиел. В темноте они медленно тащились вдоль шоссе. Временами ночь вспарывали фары. Сашка и Фиа шли мимо строи­тельных вагончиков, окруженных сцепленными дорожными барьерами. Вагончики охранял покры­тый сосульками пес. Рядом с ним на веревке висела телогрейка и, точно приглашая, махала рукавами.

Раньше, чем Сашка успел понять, что Фиа задума­ла, она перемахнула ограду и бесстрашно подошла к псу. Тот зарычал, но она успокаивающе поговори­ла с ним и, не имея с собой никакой еды, предложи­ла ему снег из ладони. Пес понюхал снег, вежливо прихватил его молодыми зубами, уронил и отошел в сторону.

Фиа сдернула с веревки телогрейку и вернулась к Сашке:

— Надевай!

— Зачем?

— Не собираешься же ты идти в Копытово в шныровской куртке? Тебя сразу убьют!

Сашка послушно натянул телогрейку поверх куртки. К счастью, размер позволил.

— Я теперь как истукан. И не повернусь тол­ком, — пожаловался он.

Фиа улыбнулась. Она только что похитила ват­ные штаны, висевшие там же, где и телогрейка, и теперь надевала их.

— Ну мы и красавцы! Лесной человек и его жена идут покупать две по ноль пять! — сказала она.

— Почему «лесной человек»?

— Вот она, мужская логика! Каждый слышит свое. Девушка спросила бы: «Почему жена?›› А пьяница: «А почему только две››? Ну, идем!

Примерно через километр очередные фары, вы­хватившие их из темноты, замедлились. Остано­вившаяся машина просигналила. Сашка с Фиа осто­рожно приблизились. Из машины на них смотрело круглое улыбающееся лицо.

— Куда?

Сашка с Фиа переглянулись, совещаясь. На ведьмаря обладатель круглого лица походил мало. Про­сто дядечка, спешащий сделать доброе дело и зара­ботать на небе пару очков.

— В Копытово.

— Это где?

— От развилки направо. Километра три вам лиш­них, — ответил Сашка.

Дядечка взвесил доброе дело и три лишних ки­лометра, и доброе дело перевесило. Правда, на его лице все же отразилось некое сомнение, и Сашка понял, что если бы километров было пять, то они легко могли бы оказаться тяжелее доброго дела.

— Ну садитесь! Осторожно, у меня там сзади продукты!

От развилки до Копытово фары дважды выхва­тывали из темноты небольшие группы людей, про­вожавшие взглядами их автомобиль, и один раз — желтый микроавтобус, в салоне которого горел свет. И всякий раз Фиа быстро касалась Сашкиного плеча, и он ощущал ее напряженные пальцы. Нако­нец они въехали в Копытово.

— Нам сюда! — Сашка показал на писательский дом, куда Вовчик с Оксой водили ослика Фанто­ма. Им было, конечно, дальше, но высаживаться на автобусной площади Сашка не рискнул. Машина остановилась.

— Спасибо вам огромное! — сказал Сашка, про­веряя, нет ли поблизости ведьмарей.

Ну, вылезайте, что ли, раз приехали! Мрачное какое—то это ваше Копытово! Люди странные сло­няются... — сочувственно сказал дядечка и искоса взглянул на спидометр, проверяя километраж сво­его доброго дела.

Глава девятнадцатая

КУЗНЯ ПЕРВОШНЫРОВ

Погани бо, Закона Божия не ведущё, не убивают единоверних своих, не ограбляют, не обадят, не покле­плют, не украдут, не зарятся чужого, всяк поганый своего брата не продаст, но кого в них постигнет беда, то искупят его и на промысл дадут ему... а мы творимся, вернии, во имя Божие крещены есмы и заповеди его слышащее, всегда неправды ес­мы исполнены и зависти, немилосердья; братью свою ограбляем, убиваем, в погань продаем; обадами, завистью, аще бы можно снели друг друга, но вся Бог боронит..