Дмитрий Емец - Череп со стрелой (СИ)

— Я справился! — Кузепыч неуклюже повернулся, как пробирающийся между камней краб.

Сашка предложил почесать ему спину.

— Забыл? Ты мне только что почесал! — удивил­ся Кузепыч и опять скрылся в дыму.

Сашка, ошеломленно глядящий ему вслед, услы­шал звук скребущей по асфальту лопаты. Он загля­нул за угол и увидел фигуру в шныровской куртке.

— Вовчик? — окликнул Сашка, хотя уже видел, что это не Вовчик

Человек обернулся. Сашка узнал того, кто до ди­кости раздражал его на любом любительском видео, чей голос был ему омерзителен, когда он слышал его в записи, и лицо которого, тщательно отыски­ваемое на всех фотографиях, всегда получалось ис­ключительно плохо. В общем, самого противного и одновременно самого любимого человека на земле. То есть самого себя.

Сашка вспомнил двойную ягоду, которую череп вытянул из камня.

— Привет! — сказал человек

— Привет! — ошеломленно отозвался Сашка. Он отметил, что двойник ведет себя более естественно и менее напряженно.

Не желая признавать этого, Сашка решитель­но — а слишком большая решительность — это кос­венный признак нерешительности — протянул ему руку. Двойник протянул ему свою. В момент сопри­косновения Сашкину руку ужалило во внутреннюю часть локтя, как это было однажды в детстве, ког­да он схватился за оголенный провод телевизора. Сашка рванулся и, не устояв, упал в сугроб. Когда он вскочил, двойника перед ним не было. Лопата, Вовчика валялась на снегу.

«Он исчез? Или я исчез?›› — подумал Сашка, не решаясь ее поднять.

Но одно Сашка успел почувствовать несомненно прикоснувшаяся к нему рука не была рукой призра­ка. Материальная, настоящая, живая рука. Сашка на­звал своего двойника Сашка—1, он же Сашка—Уно, он же просто Уно. В конце концов прижилось именно это последнее имя.

Уно появился и на следующий день. Утром он в пегасне помогал Меркурию лечить Бинту разбитое копыто. Вечером дал фофан Макару, который за­крыл Кирюшу в туалете для девочек Сашка этого не видел, но ему сказали, что он это сделал, и он догадался, что это был Уно.

Про Уно Сашка не рассказывал никому. Даже Ри­не. Рина сообщила ему сама, из чего Сашка заклю­чил, что ее встреча с Уно уже состоялась.

— Ты был очень мил сегодня днем. Обручальное кольцо из моркови — это супер. Правда, я его слу­чайно съела! — Рина потерлась щекой о его куртку.

— Из моркови? — с недоумением переспросил Сашка.

— Ну да. Сделаешь мне еще?

Сашка пообещал. Обнимая Рину, чтобы она не видела его лица, он вспоминал, что идея про об­ручальное кольцо из моркови приходила ему и са­мому, но он почему—то не довел ее до конца. А Уно довел. Все—таки одна синяя ягода опережала в пуль­сации другую, и, похоже, эта была ягода Уно.

* * *

Продолжающаяся осада делала жизнь ШНыра все сложнее. Речь о выживании пока не шла, о го­лоде тоже, хотя Макс и мечтал, как он съест Бин­та, и каждый день на ушко сообщал об этом само­му Бинту. Самым скверным было то, что без новых закладок их мир обеднялся, накапливая усталость и поломки, псиос же ведьмарям продолжал посту­пать. В эти дни эльбы были даже, кажется, щедрее обычного. Получить череп и собрать все уникумы воедино — очень большая ставка.

Телепортации были блокированы. Ведьмари по­ставили где—то рассеиватель, создававший большой разброс. Ночами Сашку мучили кошмары. Сашка понимал, что это закладки, которые он до сих пор не вернул, прорываются к нему сквозь ослабленную сном волю. Череп сдерживал их, но с каждой следу­ющей ночью все слабее. Сашка ощущал гнев унику­ма. Уникум — простая сущность и решает пробле­мы просто. Если не можешь владеть мной, умри и отдай меня другому.

Если Сашка был до сих пор жив, то лишь потому, что ножка гриба , несущая бесконечное терпение, тормозила разрушительный эгоизм крошечного пера. Но это не могло продолжаться долго.

Как—то, допоздна задержавшись в пегасне, Сашка ненароком подслушал разговор Кавалерии и Мер­курия. Они шли по проходу и негромко беседовали.

— На что. Рассчитывают. Ведьмари. С этой оса­дой, — сказал Меркурий.

Как на что? Мешают нам нырять! — ответила Кавалерия.

— Одного этого. Мало.

— Надеются, им вынесут уникум?

— Слишком наивно. Уморить нас голодом, тоже наивно. Должна быть другая. Причина.

Сашка постоянно размышлял об этих его словах Меркурия, но до правильного ответа додумался опять же не он, а Уно. Утром Сашка обнаружил у себя под подушкой лист в клетку, на котором его собственным почерком — странно было читать записку от самого себя! — было написано:

‹‹Привет!

Я, кажется, понял, зачем эта осада. Гаю важно удержать нас в ШНыре. Любой ценой. Гай знает, что здесь избавиться от закладок нельзя, и ждет, пока череп разрушит нас с тобой. А потом Гай его перехватит.

Вот такие вот дела!

Я (ты, мы и т.д.)

ЗЫ. Ну, может, это и не так, но это единствен­ная версия, которая приходит мне в голову.

ЗЫ.1. Ужасно тупо, но одновременно интересно писать письмо самому себе. Не дуешься за морковь? По—моему, мы хорошо пнули Гамова. Он смог бы до­думаться только до кольца с бриллиантом, но ни­как не до морковного!››

Глава восемнадцатая

ПАСТУХ И ЕГО ЖЕНА

Человек может услышать и при­нять лишь ту мысль, отзвуки кото­рой уже звучали прежде в его душе.

Йозеф Эметс

Едва выдалась свободная минута, Сашка отпра­вился в шныровскую библиотеку. За минувшую зи­му она сильно разрослась, поскольку в декабре Кузепыч со свойственной ему запасливостью всосал списанную библиотеку воинской части. Кузепыч вообще имел привычку брать все, что ему предла­гают: книги так книги, гвозди так гвозди, старые рамы от теплиц так старые рамы. Даже если вещь вообще никак не нужна была Кузепычу, он все рав­но ее «кузепил» — просто на всякий случай. Вещи чувствовали это и стекались к Кузепычу со всех сто­рон.

В библиотеке Сашка застал Рину. Рина ходила между полками и выбирала книгу, а вместе с ней выбирала и настроение, потому что каждая книга несет в себе свое настроение навеки запечатанным, точно в невидимом сосуде.

— Было бы здорово собрать счастье всех книг в коробочку! — радостно заявила она Сашке.

— Зачем? — не понял он.

— Ну как? Открываешь коробочку, а там счастье! Понимаешь, да?

Сашка понимал, но сейчас ему больше хотелось поговорить с Вадюшей. Дождавшись, пока Рина выберет себе настроение и уйдет, Сашка отыскал его в читальном зале.

Стараясь не дышать пылью от рассыпающейся бумаги, Вадюша разбирал хозяйственные записи семнадцатого века. К его свитеру булавкой была приколота большая кремовая роза. На Сашку Ва­дюша покосился настороженно: он не забыл еще как стаскивал его со стола, вырывая тетрадь Рины.'