ЭтотНикУжеЗанят - Что-то пошло не так

На соседней кровати возился Невилл, пытаясь поудобнее устроить пострадавшую ногу. Вот уж невезучий тип!

Решение пришло, когда Гарри уже начал задремывать. Словно оно лежало на подушке и наконец-то впиталось в голову. Всего и нужно, что написать записку и подсунуть ее вместе с эссе кому-нибудь из профессоров. Вот Снейп точно не оставит подобное письмо без внимания. Вредный он и въедливый. Главное, чтобы он не вычислил автора записки.

Гарри высунулся из-за полога кровати и тихо позвал:

— Невилл! Дело есть!

Возня стихла.

— Ты до утра не можешь подождать? — почти беззвучно возмутился Лонгботтом.

— Не могу! — отрезал Гарри. — Ты левой рукой писать умеешь?

Впоследствии Гарри так и не мог понять, как ему удалось сдать экзамены. На улице стояла ужасная жара. В огромном кабинете, в котором они писали экзаменационные работы, было не только жарко, но и невыносимо душно. Перед экзаменами всем раздали специальные перья, заколдованные так, что тот, кто брал в руки это перо, лишался возможности хитрить. Дверь в кабинет тоже заколдовали, и заботливо спрятанные в рукавах шпаргалки превратились в разноцветный песок. Гарри кое-как выдавил из себя положенное количество строк, отнес пергамент на преподавательский стол и почти бегом покинул класс.

С практическими экзаменами было проще. Не зря мальчик каждую свободную минуту посвящал отработке уже выученных заклинаний.

Гарри старался изо всех сил, пытаясь не обращать внимания на сильную колющую боль во лбу, которая постоянно его беспокоила. Невилл был убежден, что Гарри просто перенервничал из-за экзаменов и именно поэтому не может спать по ночам. Зелья, которые выдала мадам Помфри, немного помогали, но полностью отбивали способность соображать, так что Гарри просто сунул пузырьки в тумбочку. Летом пригодятся.

Последним экзаменом была история магии. Им предстояло в течение часа письменно ответить на вопросы о древних выживших из ума волшебниках — кто из них изобрел самопомешивающийся котел и всё в том же духе. А впереди их ждала свобода. Целая неделя свободы до объявления результатов экзаменов. И когда профессор Бинс сказал, что пора сдавать работы, Гарри ликовал вместе с остальными.

— Я думала, всё будет гораздо сложнее, — заметила Гермиона, когда они вместе с другими учениками вышли на залитый солнцем школьный двор. — Оказалось, что мне даже не надо было учить наизусть кодекс волков-оборотней тысяча шестьсот тридцать седьмого года и историю восстания Элфрика Нетерпеливого.

— Ты всё подряд наизусть учишь или у тебя есть какая-нибудь система? — внезапно спросил Невилл.

— Только самые важные моменты, — оживилась Грейнджер. — Возьмём для примера оборотней. Достаточно выучить законы об оборотнях, хронологию бунтов и их последствия…

Наученный горьким опытом, Гарри понимал, что внеплановая лекция продлится не меньше часа. А если Невилл выкажет хоть какую-то заинтересованность в предмете, то и дольше. Участвовать во всем этом ему совершенно не хотелось, и мальчик побрел обратно в замок. Пока все резвятся у озера, можно выпить зелье и подремать в тихой спальне. Голова болела всё сильнее, а думать Гарри не собирался.

До Гриффиндорской башни Поттер не дошёл. Лоб начало жечь, словно к нему приложили раскаленное железо, мальчика сильно затошнило, а перед глазами замелькали разноцветные круги. Шатаясь, Гарри добрёл до ближайшей ниши и сел прямо на пол, прислонившись лбом к прохладной каменной стене. «Посижу немножко, — подумал он. — А потом пойду к мадам Помфри».

Неизвестно, сколько времени он просидел за доспехами — час, два, а может быть, десять минут, но головная боль только усиливалась. Гарри не то чтобы задремал, скорее, впал в какое-то сонное оцепенение. Краем сознания он улавливал происходящее в коридоре: хриплое мяуканье миссис Норрис, взрыв петарды, девичий визг, чей-то топоток, шорох разлетевшихся по полу листов пергамента. Но это его не волновало и не трогало, словно он был отделен от остального мира толщей мутной затхлой воды.

Чьи-то шаги затихли возле ниши, зашуршала мантия, и кто-то опустился на корточки рядом с Гарри.

— Поттер! — произнес профессор Квиррелл и схватил Гарри за руку. — Не сидите на холодном полу, вы простудитесь. Вставайте, я помогу вам дойти до башни.

Гарри покорно уцепился за профессорский рукав и побрел за Квирреллом, с трудом переставляя ноги. Ощущение нереальности происходящего всё усиливалось, так что мальчик вовсе не удивился, обнаружив себя стоящим перед той самой дверью в коридоре третьего этажа.

— Профессор… там собака… — пробормотал он.

Вместо ответа Квиррелл бросил на него косой взгляд и взмахнул волшебной палочкой. Гарри почувствовал, что руки и ноги перестали слушаться. Паниковать было уже поздно, да и бессмысленно, но заняться чем-нибудь другим Гарри всё равно не мог. Он бы заорал от ужаса, но голос пропал вместе со способностью двигаться. Оставалось только злобно таращиться на Квиррелла и надеяться на чудо.

Профессор бормотал одно заклинание за другим, но дверь не открывалась. Видимо, кто-то запер её получше, чем мама Рона свой шкафчик со сладостями. Квиррелл злобно пнул дверной косяк, голова у Гарри взорвалась ещё одним приступом боли, послышались шаги и знакомый голос, а потом всё провалилось в темноту. Мальчик падал всё ниже и ниже, и ниже…

Гарри уловил, что над ним блеснуло что-то золотое. Это были очки. Как странно… Никто из его приятелей не носил очки.

Он снова моргнул. Из тумана выплыло улыбающееся лицо Альбуса Дамблдора.

— Добрый день, Гарри, — произнес Дамблдор. Гарри уставился на него. И тут он всё вспомнил.

— Сэр! — произнес Гарри слабым голосом, тщетно пытаясь подняться. — Квиррелл! Это был Квиррелл! Мы были в коридоре на третьем этаже…

— Гарри, пожалуйста, тихо, — попросил Дамблдор. — Иначе мадам Помфри выставит меня отсюда.

— Это Больничное крыло? Я давно здесь? — перебил его Гарри. Он не мог сосредоточиться ни на чём, кроме случившегося.

— Три дня. Полагаю, твои друзья будут весьма счастливы, что ты пришёл в себя. Они очень за тебя переживали.

Гарри кое-как подтянулся повыше и сел, опираясь спиной на подушку. Нащупав на столике очки, он криво нацепил их на нос и уставился на Дамблдора. Нападение на ученика явно было чем-то из ряда вон выходящим, иначе с чего бы к нему пришел сам директор, которого Гарри до сих пор видел только в Большом Зале да на карточках от шоколадных лягушек?

Синие глаза за стеклами очков половинок лучились добротой и пониманием. Лицо директора выражало сочувствие к положению Гарри и готовность ответить на вопросы, объяснить, а если надо — то и утешить. А на рукаве вычурной мантии чернела траурная повязка.