Катерина Сильванова - Лето в пионерском галстуке

У него в багажнике действительно лежала лопата. А почему бы и нет, ведь держать ее там – абсолютно естественно для русского человека. А если зима, сугробы? И пусть на дворе только сентябрь, мало ли – в грязь заедет или провалится куда? Наличие резиновых сапог и омывайки их тоже удивит?

Глядя в заинтересованные глаза гаишников, Юра не мог понять, разыгрывают они его или нет. Мужики же местные, неужели не понимают?

Выслушав его объяснения, гаишники – двое из ларца одинаковы с лица – синхронно кивнули, но не отпустили. Поняли по водительским правам, что иностранец, и, видно, захотели получить сувенир – иностранные деньги. Мол, зачем Юре лишние неприятности, ведь нарушение правил налицо. Знак есть? Есть. Скорость превышена? Превышена. Следовательно, нарушение было? Было. Еще бы не было! Крутая горка, а внизу знак, скрытый пушистой веткой тополя. Юра его просто не заметил!

Он ухмыльнулся:

– Лучше бы, вместо того чтобы стоять внизу с радаром, ветку отпилили. Раз ограничение стоит, значит, не просто так, значит, участок опасный!

На это гаишники, лица, как видно, не заинтересованные в безопасности дорожного движения, ответили не очень приветливо, мол, не в их компетенции ветки пилить, а не в его – указывать.

– Ладно, штраф так штраф, – повертев в руках водительские права, вздохнул тот братец из ларца, что повыше. – В принципе, этот вопрос можно решить и попроще… Зачем вам лишние неприятности?

Внутри Юры шла борьба европейской принципиальности – все-таки полжизни в Германии прожил – и здравого смысла. Добиваться справедливости, требуя, чтобы ветку спилили, а обвинения сняли, или дать взятку и сэкономить время? Бой был недолгим, здравый смысл победил. Неприятности Юре и впрямь были незачем.

– Сколько?

Мужики переглянулись, хитро сощурились:

– Пятьсот!

Юра полез в бумажник; вскоре доблестные гаишники подобрели и заулыбались. По-дружески поинтересовавшись, куда он направляется, с готовностью предложили показать дорогу, чтобы «герр иностранец» ненароком не заплутал в такой глуши.

– В деревню Горетовка как проехать? На карте деревня есть, а дороги нет. Но я помню, была такая.

– Горетовка? – переспросил высокий. – Это уже не деревня давно, там сейчас коттеджный поселок.

– Ладно, пусть не деревня, но доехать-то туда можно?..

– Доехать-то можно, а вот заехать – это вряд ли. Там охраняемая территория, просто так не попасть.

Юра задумался. До разговора с гаишниками у него был четкий план: попасть в Горетовку и по бывшим колхозным полям спуститься к реке. Но оказалось, в деревню не пробраться… Может, все-таки рискнуть? Договориться там с кем-нибудь из охраны? Юра покачал головой – нет, слишком много времени потеряет, если не удастся. Оставалось одно – через лагерь. И он снова спросил:

– Ладно. Тогда как доехать до «Ласточки»?

– Куда?

– В пионерский лагерь «Ласточка» имени Зины Портновой. При советской власти где-то недалеко был такой.

Брат из ларца, что пониже, просветлел.

– А-а-а, лагерь. Да, был…

Другой брат, что повыше, подозрительно покосился на Юру:

– А вам туда вообще-то зачем?

– Я же в СССР родился, ездил в тот лагерь, там детство мое прошло. Das Heimweh, Nostalgie… – Он исправился: – Ностальгия!

– А, понимаем, понимаем. – Гаишники переглянулись. – Карта есть?

Юра передал одному из них карту и внимательно проследил, куда тот указал пальцем.

– Вам по Р-295 до указателя на село Речное, метров двадцать – и будет поворот направо, свернете и до конца дороги.

– Спасибо.

Получив карту обратно и обменяв сто гривен на «всего доброго», Юра отправился в путь.

«Как знал, что хоть раз, да остановят!» – он выругался и нажал на газ.

Он совершенно не узнавал этих мест, ориентировался только по карте. Двадцать лет назад тут, вдоль дороги, густые темные подлески сменялись подсолнечными полями, а сейчас сюда медленными, но широкими шагами добирался город. Леса вырубили, поля выровняли, несколько участков огородили заборами. За ними виднелись краны, тракторы, экскаваторы, шумела стройка. Горизонт, который Юра помнил чистым и безумно далеким, теперь казался серым, маленьким, а все пространство до него, куда ни глянь, было утыкано дачными и коттеджными поселками.

Возле указателя на село Речное он свернул, как и посоветовали. Асфальтированная дорога закончилась резко, словно оборвалась; машину тряхнуло. Лопата в багажнике звякнула громко, напомнив о себе, будто живая.

Он совершенно не помнил, как проехать в лагерь. В последний раз Юра видел «Ласточку» двадцать лет назад – и то никогда не ездил туда сам, его привозили. Как это было весело – катить в составе колонны одинаковых белых в красную полоску «ЛИАЗов» с табличками «Дети» и флажками. Особенно в авангарде, сразу за машиной ГАИ, чтобы всё – и дорога, и небо – было как на ладони. Слушать вой сирены, распевать детские песни хором или скучать, глядя в окно, потому что уже вырос из глупых куплетов. Юра помнил, как в свою последнюю смену не пел, но слушал: «У машин глаза горят, на кабинах флаги, это едет наш отряд в пионерский лагерь…» – а двадцать лет спустя слышал лишь звон прыгающей в багажнике лопаты. Ругался сквозь зубы на колеи и ямы, молился, чтобы где-нибудь не завязнуть, и смотрел не на голубое небо, а на серые тучи.

«Только бы не полило!»

План действий был додуман и утвержден. Рассчитывая попасть в деревню, он выехал днем, но, чтобы пробраться внутрь лагеря, следовало дождаться ночи. Дальше все решено: сентябрь, последняя смена кончилась, значит, детей уже нет, лагерь – не военный объект, там должен остаться только сторож, мимо него Юра запросто прошмыгнет – ночью в лесу темнота хоть глаз выколи. А если все-таки заметит, на это тоже найдется решение. Конечно, дед-сторож поначалу испугается рыщущего по кустам мужика, но придет же в себя, разглядит же, что мужик хоть и с лопатой наперевес, но адекватный, не алкоголик и не бомж, а дальше они договорятся.

Пионеры… красные галстуки, зарядки, линейки, купания и костры – как это было давно. Должно быть, сейчас все совсем по-другому: другая страна, другие гимны, лозунги и песни; дети теперь без галстуков и значков, но дети-то те же и лагерь тот же. И скоро, совсем скоро Юра вернется туда, вспомнит самое главное в его жизни время, вспомнит самого главного человека. Быть может, даже узнает, что с ним произошло. А это значит, что, возможно, когда-нибудь он снова встретится с ним, со своим настоящим и единственным другом.