Джорджетт Хейер - Тайная помолвка

– Сэр Уолдо Хоукридж? Наследник старого Калвера? Боже милостивый! Мама, ты слышала? Сам сэр Уолдо Хоукридж!

– Да, дорогой. Что ж, я надеюсь, там ему понравится, хотя это и будет очень удивительно, учитывая, что мистер Калвер позволил поместью прийти в совершеннейшее запустение! Впрочем, я что-то не припоминаю его, но позвольте! У меня всегда была плохая память на имена, хотя вы можете сказать, что уж его я должна была запомнить – оно такое необычное!

– Его еще называют Непревзойденным! – с благоговением сообщил ей Кортни.

– Неужели, родной мой? Очевидно, это его прозвище, полагаю. Имейте в виду, наверняка он заслужил его из-за какой-нибудь глупости вроде той, которая сподвигла твоего деда назвать твою бедную тетю Джейн Горячей Булочкой, и все из-за того…

– Ах! – вскричала ее племянница, нетерпеливо прерывая поток этих милых, но бессвязных воспоминаний. – Такие прозвища не даются из-за каких-нибудь неуместных шуток! Оно означает… оно означает совершенство ! Не правда ли, Ансилла?

Мисс Трент, выбрав из корзинки нужную ей шелковую нитку, ответила сдержанным и хорошо поставленным голосом:

– Образец совершенства, несомненно.

– Вздор! Это означает: «человек, сравниться с которым не может никто! И ни в чем!» – провозгласил Кортни. – Особенно на дороге, хотя о нем говорят, что и на охоте с гончими угнаться за Непревзойденным сэром Уолдо решительно невозможно. Грегори Эш – а уж он-то знает всех наездников! – уверяет, будто никто не умеет обращаться с лошадьми так, как сэр Уолдо. Если он действительно приедет сюда, то я больше не буду ездить на том кауром, что достался мне от старого Скиби, точно вам говорю! Мама, у мистера Бэджуорта есть гнедая лошадь, которую он хочет продать: великолепный иноходец – голову держит просто прекрасно, именно то, что нужно!

– Фи! Можно подумать, кого-то интересует подобный вздор! – презрительно прервала его мисс Уайльд. – Сэр Уолдо принадлежит к сливкам высшего общества и является образцом элегантности, а еще он очень красив и ужасно богат!

– Элегантен! Красив! – передразнил ее Кортни. – Много ты в этом понимаешь!

– А вот и понимаю! – вспылила она. – Когда я жила у своего дяди в Портленд-Плейс…

– Скажи еще, что ты вскружила ему голову! Что за вздор ты несешь! Я уверен, что ты вообще в глаза его не видела!

– Видела, видела ! И часто! Во всяком случае, целых несколько раз! И он действительно красив и элегантен! Скажите ему, что я говорю правду, Ансилла!

Мисс Чартли, будучи девушкой мягкой и воспитанной, поспешила вмешаться, чтобы предотвратить то, что грозило перерасти в шумную ссору. Обернувшись к мисс Трент, она произнесла своим негромким, нежным голоском:

– Полагаю, что о сэре Уолдо вам известно более чем кому-либо из нас, поскольку вы сами жили в Лондоне, не так ли? Быть может, вы даже встречали его?

– Увы, нет, – отозвалась мисс Трент. – Насколько мне известно, я никогда не видела его и знаю о нем не более всех остальных. – После чего с легкой улыбкой добавила: – Я не вхожа в общество, в котором он вращается!

– Осмелюсь предположить, что вы просто не желали сводить с ним знакомство, – заявила Шарлотта. – Мне этого, например, совсем не хочется: ненавижу светских щеголей! А если он приезжает сюда только для того, чтобы смотреть на нас сверху вниз, то, я надеюсь, надолго он здесь не задержится!

– Полагаю, так он и намерен поступить, – согласилась мисс Трент, продевая нитку в иголку.

– Да, папа тоже такого мнения, – подхватила мисс Чартли. – Он думает, что сэр Уолдо приезжает сюда только для того, чтобы уладить дела с поверенными, да еще, быть может, чтобы продать Брум-Холл, потому что не собирается же он поселиться в нем, верно? Папа говорит, что у него есть очень красивый дом в Глостершире, который вот уже несколько поколений принадлежит его семье. А если он такой утонченный и модный, как о нем говорят, то здесь ему наверняка покажется смертельно скучно, хотя до Харрогейта совсем недалеко, разумеется.

– Харрогейт! – презрительно бросил Кортни. – Сущая дыра ! Держу пари, он задержится в Брум-Холл не дольше чем на неделю! В конце концов, у него нет причин оставаться здесь.

– Нет? – осведомилась его кузина, и по губам ее скользнула лукавая улыбка.

– Нет! – подтвердил он: ее самодовольство вызвало в нем сильнейшее отвращение. – А если ты думаешь, что, едва увидев тебя, он тут же влюбится, то ты сильно ошибаешься! Смею полагать, что он знаком со многими девушками куда красивее тебя!

– О нет! – возразила она и простодушно добавила: – Этого не может быть!

Мисс Чартли невольно запротестовала:

– Ох, Тиффани, как ты можешь так говорить? Прошу прощения, но неужели ты и в самом деле…

– Но это же истинная правда! – упорствовала мисс Уайльд. – Я же не сама придумала свое лицо, так почему я не могу сказать, что оно очень красивое? Все так говорят!

Юная мисс Андерхилл немедленно разразилась протестующими восклицаниями, а вот мисс Чартли умолкла. Скромную девушку неприятно поразили слова подруги, но, какое бы возмущение ни вызывало у нее подобное признание, врожденная честность вынуждала ее признать, что Тиффани Уайльд и впрямь была самым красивым созданием изо всех, которые она когда-либо видела или представляла себе. Все в ней громким голосом говорило о совершенстве. Даже самый придирчивый критик не посмел бы заявить, что она слишком высока или, наоборот, низкоросла, или что носик портил ее миловидность, или что в профиль она выглядела не так красиво: она прелестна с любой стороны, с какой ни посмотри, подумала мисс Чартли. Даже темные блестящие кудри, игриво ниспадающие на высокий лоб, вились от природы; а если чье-либо внимание поначалу привлекали ее глаза невероятной синевы и глубины, обрамленные длинными черными ресницами, то при ближайшем рассмотрении выяснялось, что и маленький прямой носик, очаровательно изогнутые губки и лицо цвета персика тоже достойны восхищения. Тиффани исполнилось лишь семнадцать, но в фигуре ее уже не чувствовалось ни щенячьей округлости, ни неловкой угловатости; стоило же ей открыть рот, как становилось очевидно, что и зубы ее похожи на тщательно подобранные по форме и размеру жемчуга.

До недавнего возвращения Тиффани в Стейплз, где прошло ее детство, Пейшенс Чартли, по всеобщему мнению, считалась первой местной красавицей, но Тиффани затмила ее. Пейшенс воспитывалась в убеждении, что внешность не имеет решительно никакого значения, но, когда ее родитель, внушивший ей эту мысль, вдруг обронил, что самый невинный взгляд, брошенный им на лицо Тиффани, доставляет ему наслаждение, она испытала вполне простительный укол ревности. Никто, думала Пейшенс, глядя на себя в зеркало и расчесывая свои мягкие каштановые волосы, не взглянет на нее дважды, когда рядом находится Тиффани. Она покорно смирилась с собственным несовершенством и, будучи абсолютно лишена тщеславия и зависти, искренне огорчилась из-за того, что высказывания Тиффани могут оттолкнуть самых ревностных ее поклонников.