Огнева Евгеньевна - Дети вечного марта

Неумеха мешком свалился на землю, еще и ногу подвернул. Его более ловкий товарищ тихо ругнулся. Из разговора Шак понял: парня не хотели брать с собой, он умолил, а сейчас грозил стать смертельной обузой. Противостояние, границей которого стала стена университета, уже выросло в нешуточный конфликт. Любому, кто покинул стены Сарагона, грозило разбирательство в Клире.

Подвернувший ногу щенок бежать не мог. Арп легко поднял его на плечо и развернулся, за Шаком. К другому своему спутнику он относился с… понятие почтения к чужаку отсутствовало в этике вольных кланов, разве - уважение. Но уважение Арпа имело наивысшую степень. Брат, указав глазами, молча попросил Шака, присмотреть.

Они уже двинулись в сторону телег, когда Арп вдруг вскинул свободную руку в жесте величайшей тревоги. Шак не забыл военную науку своего клана. Брат приказывал следовать за собой в отдалении. Апостол отрицательно мотнул головой. Но Арп его уже не видел. Он несся с в сторону тех самых густых кустов, которые так не нравились Шаку. Щенка он кинул в руки брату.

Теперь и сам Апостол почувствовал. В лесу происходило страшное и центром этого страшного была женщина. Чем ближе они подбегали к укромной, окруженной со всех сторон зарослями, поляне, тем яснее становилось, что эта женщина - Кара. Арп несся далеко впереди. Он уже не заботился о тишине. Какая тишина! Женщина кричала. Ей намеренно причиняли боль. Но Шак разобрал в крике сигнал. Кара велела Арпу, уходить.

Разве свернет с пути мужчина, жизнь которого стала поиском? Женщина его жизни была рядом и она страдала. Арп несся на встречу с судьбой.

Кусты оборвались внезапно. Шак с ношей на плече вывалился из густого плетения веток в темноту, наполненную криком, болью и посторонними мутными шорохами, но не сделал и трех шагов. Поляна вдруг озарилась десятком огней. То, что оно осветили, запомнилось на всю оставшуюся жизнь.

Обнаженная Кара висела на вывернутых руках. По груди и животу тянулись длинные порезы. Пальцев на ногах не было. Она висела на двух согнутых березках. Отпусти веревки, и девушку разорвет.

Шака ударили в спину. Но дротик наткнулся на металлическую бляху, пришитую к безрукавке, скользнул по ребрам и вышел под мышкой. Наконечника у дрота не было. Копейщик, легко его выдернул, добавив древком по голове. Щенок, которого Шак не успел отбросить, кубарем полетел в центр поляны. Апостол рухнул, на миг потеряв сознание.

Если бы не Арп, Шака бы добили. На брата кинулось сразу несколько человек в черной одежде. Он их разметал. Арп оказался серьезным противником. Тот, кто затеял ловушку, рассчитывал на быструю победу, но просчитался. Из кустов послышалась команда, повинуясь которой, все кто находился в этот момент на поляне, кинулись в сторону обезумевшего коня.

Шак попытался встать. Не смог. Сильно кружилась голова. Кровь заливала глаза.

Он смотрел до последнего, а потом пополз к кустам, потому что…

Веревки, которыми притянули верхушки деревьев к земле, отпустили. Но Арп успел. Обняв Кару, он ухитрился дотянуться и перерезать путы. Так их, обнявшихся, и пронзили сразу несколько копий. Потом еще и щее. Егеря убили их несколько раз. Арп не выпустил девушку из рук.

Попутно егеря прикончили, путающегося под ногами щенка со сломанной лодыжкой.

Уползая по кустам, Шак каким-то чутьем выбирал направление, на котором не оказалось егерей. Ему просто повезло. Пращуры, должно быть, пожалели несчастного жеребенка. Лес кишел военными.

А поляну, на которой свершилась великая подлость, закидали горшочками с горючей смесью. Ее придумали ученые мужи для фейерверков, а егеря скупили для собственных нужд.

Шак был человеком аверса. Он никогда не лгал. Не было нужды. Военная хитрость не в счет.

Игорь вспомнил долгие годы, проведенные в ожидании чуда, которое подарит добрый мягкий по человечески близкий герцог. Разговоры, всегда с одним и тем же рефреном: конь предатель, все аллари предатели! Смерть нелюдям!

Колобок, колобок, я тебя съем…

От герцога ушел, от чистюков ушел, от рысей тоже ушел… захочу, от паучихи убегу. Только от себя никуда не скрыться. Профукал жизнь. Просидел в теплом углу, дожидаясь подачки.

Опять тряхнуло телегу. Шак удержался, побаюкал женщину. Застонал в углу собака. Стон оборвался…

Игорь зажался, чуть не уткнувшись носом в луку седла. Надо было пермочь душевную боль. И сосредоточиться. Он успеет нанести только один удар. Нюх едет сзади. Позвать, и зарубить? Рука легла на оголовок меча…

Дикарь всегда возил с собой притороченный к седлу аркан. Кидал он его мастерски. Игорь даже взял у него несколько уроков. В следующий миг ему довелось испытать искусство Нюха на себе. Волосяная петля захлестнув плечи, прижала руки к груди. Было мучительно больно. И совсем скоро стало нечем дышать.

— Ты рехнулся?! - заорал Игорь, выворачивая голову. - Развяжи!

— Нэх! - коротко рявкнул лохматый. Сдернул Игоря с седла, спешился сам и, закрепив веревку, перевалил человека через бортик телеги в компанию аллари.

В недрах замка Игорю бывать пока не приходилось. Его знакомство с внутренними покоями ограничивалось пыточной, парадной комнатой, да спальней Рахны.

Зал, примыкал к скале. Одной из его стен являлась монолитная плита. Человеческие руки только слегка сгладили рельеф. Тем более странно выглядел врезанный в эту стену камин.

Игорь косил глазами по сторонам, опасаясь вертеть головой. Хозяйка, хоть и пребывала в хорошем настроении, могла в любую минуту сменить милость на гнев. Игорь тянулся, попутно оглядывая интерьер. Главным образом - камин.

Его давно не топили. Вместо дров в золе валялись обглоданные кости, мусор, черепки. С краю прилепилась кучка засохших экскрементов. Но больше всего приковывал взгляд задник топки. Там было черно. Разумеется, в камине должна присутствовать сажа. Но никакая сажа не даст такого сгущения мрака. Ни одного проблеска, блика, неровности. Просто чернота. Она притягивала взгляд, не давая соскочить, и маня.

Хотелось тряхнуть головой, чтобы наваждение отпустило, но Игорь боялся.

До замка они добрались на рассвете. Часть пути Игорь провел в телеге с Шаком. Нюх не озаботился его комфортом, веревок не расслабил, по тому левая рука, которую передавило, сейчас висела плетью. Апостолу рук не развязали. Собаку не связывали вообще. Он не держался на ногах, заваливаясь вбок. Его бросили у стены. Женщина-аллари стояла рядом. У нее, как и у коня были стянуты запястья.

Птица оказалась очень некрасивой. Платье изодрано. Черные прямые, испачканные глиной, волосы свисали грязными лохмами. Она время от времени встряхивала головой, стараясь убрать их с лица. Еще она хотела присесть рядом с собакой, но ей не дали. Конвоир грубо ухватил птицу за руку и вздернул на ноги.