Вторжение кочевников

– Постой, Игорь! – остановил он меня, гадко ухмыляясь. – Куда это ты собрался?

– К Олесе! – ответил я, уже подозревая подвох.

– А кто это? – вкрадчиво спросил он.

– Как кто? – удивился я.

– Запамятовал, значит!? – староста демонстративно вздохнул. – Это моя дочь! – он оттолкнул меня двумя руками. – А ты кто?

– А я её жених! – напомнил я.

– Нет, Игорь! Ты вообще никто! – парировал мой несостоявшийся тесть.

– Я жених твоей дочери! – повторил я с угрозой в голосе.

– Законный?! Благословение отцовское получил?! – спросил, ухмыляясь, Светозар. – Я вот, законный отец! А ты разве законный муж?

– Нет, но это вскоре…

– Этому не бывать! – твёрдо отрезал Светозар. – Я не позволю!

– То есть как? – опешил я.

– Я отец и мне решать, за кого мне дочь выдавать, а кого с порога прогнать! – он уже ревел как медведь. – Не бывать этому! За Спиридона, а, может, и за кого другого Олеську отдам! Всё, уходи!

– А если не уйду, то что?

– То я тебе помогу, а потом стражники тебя из посёлка вон выкинут!

Мои телохранители приблизились ко мне, но я остановил их. Мои ребята готовы были без моего приказа порвать Светозара на тряпки, правда затем стражники порвут нас. Поэтому я решил поступить умнее.

«Светозар не посмеет ради мести испортить жизнь дочери.»

– Мы уходим! – сообщил я всем.

– О, глядите-ка люди добрые! – громко закричал Светозар. – Наш храбрый герой, победитель Зверя, испугался!

Меня переклинило, я остановился и медленно повернулся к ненавистной бородатой роже. Теперь уже телохранители, положив мне руки на плечи, сдерживали меня. Возле Светозара возник патруль из пяти стражников при оружии и в доспехах.

– Давай решим это прямо тут и прямо сейчас, – заявил я, – только ты и я.

– Птенчик выбрался из гнезда и решил, что может состязаться с орлом?! – басовито засмеялся Светозар. – Все слышали? Да, он сам напрашивается!

Я сбросил куртку, которая сковывала бы мои движения. Светозар лишь закатал рукава. Я посмотрел на его коренастую фигуру. Широкий как медведь, Светозар за последнее время растерял свою форму, набрал весу, отрастил пивной живот, тут без злоупотребления хмельным напитком не обошлось. Однако его руки по-прежнему выглядели сильными и мускулистыми. Они лишь немного покрылись жирком. Я же полностью оправился от ранений, тренировался в обстановке приближённой к боевой.

Я знал о своих преимуществах в скорости и доверял своим навыкам рукопашного боя, а навыкам ведения боя с применением ног, завидовали все местные бойцы.

Я демонстративно сбросил на землю пояс, на котором висел длинный нож в обычных ножнах и моя сабля. Светозар тоже отбросил свой меч вместе с поясом, а также отбросил нож, вытянутый из-за голенища.

Мы сошлись на каменной мостовой. Светозар первым делом хотел схватить меня, чтобы сподручнее было использовать преимущество в весе и силе, но вместо этого я увернулся и ударил его открытой рукой по уху. Очень неприятный удар, не столько болезненный, сколько оглушающий и дезориентирующий противника. Он рассвирепел и попробовал достать меня кулаком в лицо. Я уклонился и провёл двойку по корпусу, мой соперник хрюкнул, на миг замешкался и я поставил в нашем бою финальную точку эффектным ударом ноги в голову. Тут уже отец моей Олеси не устоял, завалился на землю, раскинув руки в стороны.

«Чистый нокаут!» – подумал я, глядя на застывших стражников.

Стражники опомнились и попытались было вмешаться, но мои охранники тут же потянулись за своим оружием. Сержант, командовавший патрулём, приказал патрульным заняться Светозаром. Теперь никто не мешал мне проведать мою женщину в больнице.

Я быстрым шагом направился внутрь к моей любимой, нашёл её и Марфу в одной из комнат для осмотра. Олеся была счастлива, она улыбалась, демонстрируя жемчужные зубки, а когда я вошёл, то её улыбка стала ещё шире.

– Игорь! – закричала она, Марфа удержала её на месте, чтобы она не вскочила мне навстречу. – Он шевелится внутри! Попробуй сам.

Я посмотрел на Марфу, та ободряюще кивнула мне. Теперь я обратил внимание, что моя любимая женщина сидит, обхватив обеими руками свой живот. Я осторожно приблизился к ней и поцеловал её прямо в счастливую белоснежную улыбку от уха до уха.

– Вот тут! – она показала мне место на своём округлом животе, где, по её мнению, следовало приложить руку.

Я нежно приложил свою ладонь к указанному месту и замер в предвкушении. Прошло несколько секунд… и ничего не произошло.

– Хм. – видимо на моём лице отразилось разочарование, поскольку Олеся мило сморщила носик и подсказала:

– Подожди ещё немного!

Её ободряющая улыбка обещала мне новые радостные ощущения, поэтому я снова замер и стал ждать. Через десяток ударов сердца, которое ещё не успокоилось после инцидента у входа в больницу, я, наконец, почувствовал лёгкий толчок внутри Олесиного живота, как раз рядом со своей ладонью. Я посмотрел на свою женщину, она светилась от счастья, тоже почувствовала.

– Вот видишь, дитя шевелится! Марфа говорит, когда ребёнок толкается, это значит, что он родится здоровым!

– Это замечательно! – я сказал обычную фразу, хотя на самом деле я чувствовал себя несколько смущённо.

Я не понимал, как это быть отцом, не знал, что надо будет делать, когда ребёнок родится. Больше всего, меня одолевало чувство ответственности за его будущее и за нашу семью, это было давление, которое прибавляло обязанностей, а плюсы были пока туманными и неочевидными.

– Ты знаешь, Игорь! Твоя Олеся прекрасно справляется! – вмешалась в наш диалог Марфа. – Однако, ей следует помнить, что она должна беречь себя от необязательной работы и особенно от любого напряжения и тяжестей. От этого могут случиться преждевременные роды или что похуже. Тебе следует проводить её до дома. До родов осталось чуть больше трёх месяцев. Береги её, не позволяй таскать тяжести.

Марфа ободряюще улыбнулась и вышла. Я помог любимой встать и, поддерживая под локоть, повёл её к выходу из больницы. Её счастье передалось мне, но оказалось оно недолгим, поскольку в дом Светозара меня не пустил слуга и стражники.

В следующий месяц Светозар как с цепи сорвался, он запер собственную дочь, приставил к двери стражника и поклялся, что я больше не увижу её.

Я подкупил служанку в доме Светозара, чтобы она отнесла моей любимой письмо, а также пачку бумаги и новый грифельный карандаш нашего производства, такие карандаши мы продавали по цене одна серебряная монета за штуку.

Олеся умудрялась передавать мне записки, бросая их через окно. В своих письмах она ругала отца за деспотизм и самодурство, но и сама ничего с этим поделать не могла. Светозар стал невыносим, всё запрещал, а больше всего приходил в ярость от одного упоминания моего имени. Я писал любимой о том, как жду встречи с ней, а также просил её потерпеть немного, поскольку у меня имелся план по их освобождению.