Геннадий Чикунов - Я был там [история мальчика, пережившего блокаду. Воспоминания простого человека о непростом времени]

Цитата 59:

Если такая бомба попадала в дом, то доставалось не только этому дому, но и в соседних домах в лучшем случае вылетали все рамы с мясом, а в худшем разрушались стены.

Комментарий:

В своем интервью Институту истории ВКП(б) 21 ноября 1942 года ленинградец Иван Андреевич Рыхлов описал на своем опыте, что значит находиться в доме и выжить, когда в него попадает такая бомба: «Слух воспринял разрыв огромной силы бомбы. <,,>…Все продолжалось одно мгновенье, потом начался разлом дома – все сыпалось, рушилось, трещало, валилось, затем стоны, крики о помощи. Потом, когда я вспомнил о себе, пришел в сознание… <���…>…Я понял, что я нахожусь на кровати, а на мне рама, куски потолка, кирпича, доски и большой дубовый шкаф, который стоял у кровати. <,,> Кровь лилась как вода… <���…> После того, как достали жену, я услышал из коридора страшный плач, стон и мольбу о помощи. <���…> Тут мы узнали, что сосед по квартире убит. Я выбежал в коридор и вижу: на полу, на досках лежит сосед по комнате, голова его раздробленная лежит на коленях жены, которая стонет и плачет. Я спросил: «Фросенька, что такое?» – «Не знаю!» – ответила она. Я посмотрел пульс – не бьется, но труп еще был теплый. Я увидел, что помочь здесь ничем нельзя, сказал: «Фрося, мы постараемся выбраться вниз и там попросим оказать помощь». А это было на 5-м этаже. <���…>Я с женой вышел на улицу. Картина была потрясающая. Огромный шестиэтажный дом. Часть его разрушена до основания бомбой, остальная часть без потолков, без дверей, без окон, конечно, все это служило хорошим материалом для огня, и вся эта часть была охвачена пламенем. Горел весь этот огромный шестиэтажный дом! Наряду с этим продолжалась еще тревога, и тут же прекрасное звездное небо, и разрывы снарядов, жужжанье вражеских самолетов,, <���…> Этот случай очень сильно повлиял на психику. Жена моя, если слышит какой-либо звук, похожий на тревогу, вся вздрагивает» (ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 293. Л. 2–8).

Цитата 60:

Все наши игры были связаны с едой. Кубики превращались в кусочки хлеба, машины перевозили только продукты.

Комментарий:

«Игры» блокадных детей с продовольственными карточками и едой – частый пример того, как менялось восприятие блокадной повседневности, которое можно проследить в дневниках и воспоминаниях о «смертном» времени. Н. А. Булатова вспоминала, «как, получив порцию хлеба (5x5 см), она с сестрой соревновалась, «кто больше будет есть по крошечке этот кусочек хлеба и одновременно считали, сколько покойников по той или другой стороне улицы» (см.: Яров С. В. Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941–1942 гг. М.: Центрполиграф, 2012. С. 13–14). Такого рода «игры» отразились и в культурной памяти: так, в первой серии фильма «Балтийское небо» (1960) есть эпизод, в котором двое детей играют в булочную, обменивая несуществующие карточки на воображаемый хлеб, пока их мать думает о том, как спасти их от голодной смерти (см. таймкод: 45:32–46:48. UPL: https://www.youtube.com/watch?v = – L9Naavtv8xw&t= 4181s).

Цитата 61:

Я не знаю, насколько верны эти суждения, но я прекрасно помню, что, находясь в стенах детского «Очага», я все время помнил о том, что наша мама находится дома, в значительно худшем положении, чем мы, и каждый раз старался принести ей из «Очага» кусочек хлеба.

Комментарий:

Преподавательница Ксения Владимировна Ползикова-Рубец, автор известного блокадного дневника, писала 26 ноября 1941 года: «На моей обязанности – следить, чтобы учащиеся съедали суп в столовой, а не отливали его в баночки и кружки и не уносили домой. <���… > Иначе нельзя. Организм детей и молодежи слабее, чем у взрослых». Предписания взрослых, впрочем, часто нарушались. Как вспоминал А. Терентьев-Катанский: «У нас в семье было неписаное правило: не есть весь паек, а большую часть относить маме». (Цит. по: Яров С. В. Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941–1942 гг. М.: Центрполиграф, 2012. С. 107–108.)

Цитата 62:

…впервые в своей жизни я увидел, что не все люди живут в равных условиях, что существует на свете несправедливость, что у кого-то нет даже куска хлеба, а кто-то может в это же время есть сливочное масло ложками.

Комментарий:

В это время килограмм сливочного масла мог стоить на черном рынке колоссальную сумму от 900 до 1500 рублей. Тема «иерархии голода», социального неравенства и партийных привилегий в блокированном Ленинграде до сих пор остается самой острой темой в современном разговоре о блокаде Ленинграда. Как писал историк Сергей Яров, «преимуществом пользовались люди, находившиеся у власти, и «нужные» специалисты (директора предприятий и учреждений, высококвалифицированные инженеры и рабочие, ученые). Ценность специалистов считалась относительной и «ситуативной». Ценность государственных и партийных работников являлась абсолютной. Известно, что уровень смертности коммунистов во время блокады был в два раза ниже общего уровня смертности в городе» (Яров С. В. Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941–1942 гг. М.: Центрполиграф, 2012. С. 223). Вспоминая о блокадных слухах и собственном опыте, писатель И. М. Меттер писал: «О том, как жили в Смольном, бродили уже в те времена, в блокаду, запретные слухи. Повторять – неохота. <���…> Было известно в театре [Балтфлота], что одна из ведущих актрис пришлась по душе [А. А.] Кузнецову, секретарю обкома, члену Военного Совета. <���…>…Узнав дату ее рождения, [он] прислал ей с адъютантом в подарок специально выпеченный на кондитерской фабрике им. Самойловой шоколадный торт в половину стола. Актриса собрала друзей, тортом обжиралось человек пятнадцать. <���…> И мы… тогда же, блокадной зимой, как ни странно, рассуждали об этом гораздо спокойнее, нежели в… послевоенные годы. Рассуждали без бурного возмущения – это я о блокадной зиме, – не делая особых обобщений, а скорее иронично посмеиваясь над Кузнецовым… <���…>…Нашу Риточку мы знаем, облокотилась она на ваш громогласный торт, она человек порядочный, а вам, товарищ секретарь обкома, должно быть совестно.

Ну, и так далее. То есть далее мы все-таки внутренне полагали, что Великая Отечественная, в которой Кузнецов заслуженно занимает столь высокое положение, списывает его бессовестный поступок. <���… > И товарищу Жданову Андрею Александровичу тоже спишет: говорят, он для сбрасывания своей тучности бегал в блокаду перед сном на лыжах – что-то у него было не в порядке с перистальтикой кишечника, кушал несколько больше, чем мог переварить» (ЦГАЛИ СПб. Ф. 647. Оп. 1. Д. 27. Л. 3–5).

Цитата 63:

В ноябре месяце по городу прокатилось радостное сообщение о том, что по льду Ладоги проложена дорога и по ней прошел первый обоз с продовольствием.