Альфред Элтон Ван Вогт - Избранные произведения. Том I [Компиляция]

«Вот это — да!» — думал он.

Соодлил стояла на краю шоссе, наблюдая за нескончаемым потоком машин. Она была всего лишь метрах в тридцати от него и сначала не заметила его присутствия.

Модьюн сделал шаг по направлению к ней — и тут она обернулась. Мгновенно то, что так поразило его с первого взгляда, еще больше усилилось.

Впечатление бьющей через край жизни! Оно просто ошеломило. Девушка смотрела на него и улыбалась. Потрясающе красивая улыбка! Вот она стоит перед ним в своей довольно нелепой одежде — брюках и рубашке — но зато золотые волосы разметались по плечам, голубые глаза — до того яркие, что, кажется, светятся изнутри, губы слегка приоткрыты, и все вместе производит до того ослепительное впечатление, что оно граничит… но с чем?

Этого Модьюн не знал. Он никогда еще не видел настоящей земной женщины в полном расцвете красоты. Впечатление было таким неожиданным еще и потому, что несколько недель назад, когда они виделись в последний раз, она казалась заметно меньше. И еще в ней ощущалась какая-то вялость, которую Дода приписывал необычно быстрому росту клеток. Ну и, конечно, действию лекарств.

Теперь от вялости не осталось и следа.

Девушка так и лучится здоровьем. Глядя на нее Модьюн ощущал ровное, ни на миг не прекращающееся биение жизни. Загадочное видение произнесло серебристым голоском:

— Экет познакомил меня с твоим посланием людям. Это и есть твоя проблема?

Модьюн понял, что она обладает собственным мнением, и поспешно сказал:

— Скорее, часть проблемы. Давай сядем в машину, остальное я расскажу по дороге.

Его беспокоило, что он явно опаздывает вовремя вернуться домой. Так что, чем скорее они тронутся в путь, тем лучше.

Соодлил не стала возражать, и он подозвал свободную машину. Они сели и Модьюн начал свой рассказ: как его приняли за обезьяну, как он из любопытства не опроверг этой ошибки и как в результате его приговорили к домашнему аресту за то, что он занял жилое помещение, воспользовавшись чужим именем.

Когда Модьюн исчерпал краткий перечень своих приключений, Соодлил спросила:

— Тебя приговорили к двадцатидневному заключению?

— Да.

— И ты уже отбыл восемнадцать дней?

— Ну, да, — ответил он с недоумением, чувствуя, что она к чему-то клонит.

— Неужели ты думаешь, что так уж важно отсидеть ровно двадцать дней? — спросила девушка.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Да им же просто понадобилось двадцать дней, чтобы провернуть какое-то дело, имеющее отношение к тебе. Вот они и решили на это время вывести тебя из игры — ведь так?

Совершенно неожиданная мысль! Но Модьюн быстро пришел в себя.

Сто они могли делать три недели? Разве им не хватило бы трех дней?

Он помолчал и добавил:

— По-моему, приговор просто-напросто соответствует моему проступку.

— Значит, ты считаешь, что многие звери живут под чужими именами?

Последовала красноречивая пауза, а потом Модьюну пришлось признать, что он вовсе так не считает и вообще очень сомневается, что кого-то еще когда-нибудь судили за подобное «преступление».

Он медленно сказал:

— Не спорю, это выглядит странно, но что они могут сделать? Что может сделать их комитет?

На безмятежном лице Соодлил застыло такое выражение, как будто она старается решить какую-то трудную задачу. Но после этих его слов она лучезарно улыбнулась И сразу же снова стала умопомрачительно красивой.

— Ты прав, — согласилась она — Действительно, здесь нет никакой проблемы. Мне просто стало любопытно — вот и все

Модьюну не очень понравилось, как легко она отмахнулась от проблемы после того, как выдвинула такой серьезный довод.

И тут он вспомнил, что время стремительно уходит.

— Вот что я решил, — сказал он. — Впредь не делать ничего такого, что могло бы создавать проблемы.

— Вполне разумное намерение, — одобрила Соодлил.

Ее реплика прозвучала вполне благожелательно, поэтому момент показался Модьюну вполне подходящим для того, чтобы выдвинуть свое предложение. И он напомнил ей уже сказанное раньше — о том, что нунулийцы считают Землю завоеванной.

— В старые времена, еще до того, как человечество достигло нынешнего совершенства, пришлось бы объявить войну и изгнать захватчиков с нашей планеты. У меня такое чувство — признался он, — что они добились победы обманным путем, и этот обман — проявление глубокой порочности, с которой нельзя мириться. И все же, остается признать, что все это — дело прошлое, как сказали бы мои друзья — животные.

— Согласна, — вставила Соодлил.

— Так вот, — он закончил мысль, — придется нам провести здесь еще пару дней под видом обезьян, чтобы не раздражать человекогиен.

Последовала короткая пауза. Слышался только шум мотора да шорох шин. Потом Соодлил сказала с какой-то странной интонацией:

— Но я-то — не обезьяна.

Ее ответ слегка изумил Модьюна. Довод был настолько неоспоримым, что ему самому никогда бы не пришло в голову выдвигать его. Теперь ему пришлось сделать то, что раньше он посчитал излишним — восстановить в памяти все, что уже рассказывал ей, и попытаться понять, что могло вызвать у Соодлил такую реакцию. Никаких сомнений в логичности его повествования не возникало. Он четко объяснил ей, в каком затруднительном положении оказался, и какой выход ему удалось найти.

— Вечно вы, мужчины, придумаете что-то несусветное, — продолжала Соодлил. — Выход совершенно очевиден, — на этот раз мы приезжаем как люди, и это автоматически положит конец всем предыдущим проблемам. И будем считать вопрос решенным.

Сидя с ней, Модьюн чувствовал себя не в своей тарелке.

Да, с логикой у нее явно неважно. Но в голосе девушки прозвучали такие нотки, что ему стало ясно возвращаться к этому вопросу не стоит. И поскольку он исходил из принципа полного уважения ее точки зрения и вообще точки зрения любого собеседника, то на этом проблема была действительно исчерпана.

Всю остальную дорогу они молчали. Наконец, минут через двадцать, Соодлил нарушила тишину. Выглянув из окна, она внезапно спросила:

— Что там такое?

Модьюн проследил за ее взглядом. Там, вдалеке, за каньоном, виднелась плоская равнина. Над ней вздымалось какое-то огромное сооружение — он никогда еще не видел подобной громадины. Едва он успел охватить его взглядом, как машина миновала узкий разрыв между крутыми холмами, и чудовищная конструкция скрылась из вида.

Но Модьюну было достаточно и беглого взгляда.

— Должно быть, это звездолет, — ответил он.

Потом рассказал о четырех друзьях и их предстоящем полете к далеким звездам.

Он с улыбкой вспомнил, как в день суда все четверо робко пришли к его порогу, чтобы узнать, какое наказание он получил. И как обрадовались, что в формулировке не ничего такого, что препятствовало бы их общению.