Ирина Нельсон - Кома. Книга третья.

— В смысле? А это что тогда летает?

Никто не успел сказать, что это галлюцинация — из дверей выпорхнул Люциус с бокалом шампанского в руке.

— Нарцисса, вот ты где! О, привет, Северус! И... мистер Волхов? Решили приобщиться к нашему высокому обществу?

— Здравствуйте, мистер Малфой, — поздоровался Вадим. — Вот, любуюсь вашим садом.

— Он видит белых бабочек, Люциус, — быстро сказала Нарцисса.

Люциус оживился.

— Видите? Сколько их тут?

— Две белых летают над фонтаном, а над миссис Малфой — зеленая. Она сейчас на меня села, — ответил Вадим. — А вы их не видите?

— Раньше видел.

— Видел? — с подозрением уточнила супруга.

— Лет до семи. И Драко тоже. Они сюда редко залетают, живут, в основном, на лугу, — Малфой перевел взгляд на Нарциссу и со значением добавил: — У пруда.

Северус успокоился. Значит, это не галлюцинации и бабочки действительно есть.

— О! — Нарцисса явно что-то поняла. — Но если рядом со мной летает зеленая... Люциус, это же означает...

— Что тебе как можно скорее стоит вернуться во Францию, дорогая, — Люциус прижался к руке жены в благоговейном поцелуе.

Малфои уставились друг на друга с такими лицами, что стало ясно — мир для них двоих просто исчез. Северус сжал ладонь Вадима и скользнул к дому, пока на них не обратили внимания. Побратим подстроился под быстрый шаг и нервно выдохнул, когда за ними закрылись двери.

— Северус, — прошептал он, крепче сжимая пальцы. — Магия этого места... Мы можем использовать её...

Но Северус уже почувствовал сам: ласковый солнечный океан внезапно стал глубже, больше, приобрел течения. Почти так же, как в Хогвартсе. Озаренный неожиданной мыслью, Северус притянул Вадима ближе и взмахнул его рукой, выписывая узор заклятья и давая направление всему тому безбрежному, что открылось перед ними:

— Сомнус!

И Малфой-менор в один момент превратился в замок Спящей красавицы: стихли все звуки, замолчали портреты, на скамейку у фонтана присели хозяева поместья, не в силах сопротивляться заклятью. Шаги в сонной тиши звучали громко.

Как в старой магловской сказке, все заснули прямо посреди своих дел: Фенрир улегся прямо на ступеньках лестниц, Долохов и Крауч подперли головы руками и задремали над шахматами, Беллатриса успела аккуратно положить волшебную палочку на подлокотник кресла, бокал в её руке накренился, шампанское вытекло. Волдеморт спал за обеденным столом в кресле главы рода, уткнувшись лбом в сложенные руки. Северус шагнул к нему, зубами вытаскивая пробку из флакончика с болью, выговорил заклятье немоты и вылил глянцевую черноту прямо на лысый затылок. Боль потекла по коже, впитываясь прямо на глазах.

Волдеморт вздрогнул и забился в судорогах, разевая рот в беззвучном крике. Кресло громко скрипнуло, накренилось и рухнуло набок. Палочка откатилась в сторону. Волдеморт корчился, хватаясь руками за грудь, всхлипывал, задыхаясь, и вдруг из алых обезумевших глаз градом покатились слезы. Не в силах подняться, он пополз к палочке.

— Больно? — жадно спросил Северус, наклоняясь над бывшим повелителем, который корчился у его ног, словно раздавленный червяк. О, какое это было прекрасное зрелище! — О да, мой лорд. Это было больно: убивать, пытать, терять. Во всех преступлениях, что я совершил, виноваты вы, мой лорд. Так что забирайте себе свою вину и кайтесь.

Он подцепил острый подбородок, подтянул поближе и начал негромко перечислять имена. Волдеморт не сопротивлялся — каждое имя вызывало в нем истерический всхлип и новую порцию слез. Дрожащие губы пытались что-то выговорить, но Северус не отвечал.

Вадим его остановил, присев на корточки и взяв бьющегося в агонии Темного Лорда за протянутую руку. Когтистые пальцы вонзились в тонкую ладонь до крови и тут же испуганно разжались. Алые глаза остановились на его лице, во взгляде вспыхнула надежда.

— Зачем? — недовольно спросил Северус.

— Так нельзя. Не дроби свою душу — ты исцеляешь, а не убиваешь, — ответил Вадим строго и печально. Его лицо было наполнено странным, каким-то нездешним светом. Он погладил Волдеморта по лицу, не выказывая ни капли отвращения. — Просить прощения тебе нужно у той, кого ты обманывал. И у себя самого.

Он укачивал самого страшного чародея, как маленького ребенка, а тот рыдал, вцепившись в его плечи, задыхаясь от слез и хватая воздух ртом. И в какой-то момент Волдеморт вздохнул, не выдохнул и обмяк. Вадим мягко опустил его на пол.

— Всё, — вздохнул он, закрывая алые глаза.

— Ты все-таки очень странный человек, Вадим, — сказал Северус, подавая ему руку. — Разве ты не попытаешься его реанимировать?

— Я бы попытался, но его тело держалось на магии, а магия уходит со смертью, — пожал плечами побратим, принимая его помощь. — Всё зависело только от него. Со своей стороны я сделал всё, что смог. Его душа останется человеческой, зарастит раны и однажды вновь проживет жизнь.

— У него был шанс выжить?

— Северус, ты чего? У него были шансы умереть! Кто ж знал, что он не справится с раскаянием даже при моей поддержке и с зельем удачи?

— То есть я его чуть не исцелил?!

— Ну, а если бы исцелил? Убить-то всегда можно!

Северус нервно расхохотался.

А за десятки миль, в Больничном крыле Хогвартса бился в судорогах Мальчик-Который-Выжил, прижимая ладони к кровоточащему шраму. Когда он затих и перепуганная мадам Помфри не придумала ничего лучше, чем намазать лоб Заживляющей мазью, от тонкого розового рубца остался лишь белый, едва видимый след.

А Максвелл Стюарт спокойно положил в свой чемодан последний учебник и захлопнул крышку. У него начинались летние каникулы, и он был весь в предвкушении работы со своими верными рыцарями. Он не почувствовал ровным счетом ничего.

— Он мертв! Он мё-о-ортв!

— А он точно мертв?

— Он мертв!

— Едрид-Мадрид, он мертв…

— Он мё-о-ортв!

Растерянные Пожиратели Смерти стояли почтительным полукругом около рыдающей Беллатрисы Лестрейндж. Она мерно раскачивалась, обнимая тело господина, гладя и целуя уродливое лицо, и безумие в её темных глазах пылало от боли. Ей не было дела ни до сестры, которая с плохо скрываемой радостью в глазах сжимала руку своего мужа, ни до деловито осматривающего волшебную палочку и опрокинутый стул Барти Крауча, ни до озадаченно чешущих затылки Грейбека и Долохова, которых гибель Темного лорда явно не расстроила. Её мир снова рухнул.

— Это был не бой, — наконец заключил Барти; перед ним парил отпечаток чар левитации, выпорхнувший из волшебной палочки Волдеморта. — И не яд. Единственное, что я могу сказать — перед смертью он плакал, и… не от страха. У него слишком умиротворенное лицо.

— Тьфу на тебя, Крауч! — выругался Долохов и поднял палочку. — Тоже мне, детектив! Счас всё узнаем!