Патрик Уайт - Фосс

Пытаясь утешить его человеческими заповедями в этой превышающей людские возможности ситуации, утешитель укрепил лишь собственный дух.

Фосс поднял полог своей палатки и зашел внутрь, и Джадд-каторжник прошептал сквозь зубы:

– Прежде я знал, на что способен. Знал, куда меня ведут. Теперь же не знаю ничего…

После этого все ушли спать с ружьями наготове, но уснули глубоко, потому что были измотаны.

Утром мир окропила сверкающая холодная роса, и путешественники, глядя на суровое плоскогорье, почувствовали прилив сил, пусть даже и вызванный сном.

Фосс поднялся раньше всех и расхаживал с губкой, собирая росу в котелок, чтобы использовать всю возможную влагу для собственных нужд. Вскоре к нему присоединился Пэлфримен.

– Мы могли бы быть счастливы, – заметил орнитолог, – если бы не поднимали глаз и смотрели лишь на эти драгоценные камни.

– Насколько я понимаю, именно так некоторые и обретают веру, – ответил немец.

Пэлфримен, чья вера в последнее время изрядно пострадала, воспринял эту шпильку как своего рода наказание.

– Некоторые – да, – согласился он.

– Эх, Пэлфримен, до чего же вы безответный! – воскликнул Фосс. – Смирение оскорбляет человеческую природу. Мне за вас стыдно!

Поскольку Пэлфримен промолчал, немец добавил, больше обращаясь к самому себе:

– Полагаю, скоро мы узнаем, кто из нас прав.

В этом металлическом свете он мог бы еще долго унижать своего покорного друга и превозносить сам себя, потому что по утрам бывало безжалостно студено, что весьма располагало к резкой отчужденности, если бы из лагеря не раздался рев голосов. Вернувшись туда, Фосс и Пэлфримен узнали от товарищей, что исчезли топор, уздечка и последний компас – прямо из палатки, ночью.

– Это все черные, сэр! – возмущался Джадд. – Позвольте, я пойду их поищу.

– Мы не можем обвинять аборигенов без веских доказательств, – ответил Фосс.

– Доказательства я найду быстро! – заявил Джадд.

– Если наше имущество стащили не они, – желчно брызгая слюной вскричал Тернер, – а им-то это удалось бы без особых усилий – поднимай полог да бери, то кто тогда взял наши вещи?

Тернер с Джаддом вспомнили Джилдру и готовы были сказать больше, однако не осмелились. Или же побоялись Фосса? При виде крупного, дрожащего Джадда сила немца возросла.

– По крайней мере, искать аборигенов нет нужды, – нарушил неловкое молчание Пэлфримен.

Все оглянулись и увидели группу из нескольких черных, столпившихся неподалеку. Из-за света и стелющегося понизу тумана казалось, будто они стоят на облаке. Их вытянутые тела цвета гари придавали сцене первобытную чистоту, заставившую умолкнуть большинство белых и необычайно привлекшую Фосса.

– Отлично! – воскликнул он. – Вот прекрасная возможность удовлетворить вечную тягу мистера Джадда к доказательствам.

– Ничего не понимаю! – в отчаянии вскричал Джадд. – Я им сейчас покажу доказательства! Пальну пару раз прямо в гадов!

– Погоди, Альберт! Я с тобой. Грязные черномазые! – добавил безукоризненно чистый Тернер. – Только сперва ружье найду.

– Ни в коем случае! – резко оборвал Фосс. – Никаких глупостей! Пойду я, а вы ждите здесь. Na, mach [37] Давай ( нем. ). , Джеки! – крикнул он мальчику-аборигену.

– Много чего выйдет из вашего панибратства с черными! Все как всегда! – выпалил Джадд. – Не могу я больше мечты мечтать! Мистер Фосс, неужели вы не видите, что благодаря этим бредням мы превратились в скелеты?

– Если вы бредите, то это следствие нашего неизбежного физического истощения, – чопорно ответил немец.

– А-а-а! – простонал Джадд.

Все умолкли, даже сам Джадд, пока аборигены с видом божественного превосходства взирали со своего облака, словно готовились вынести судьбоносное решение.

– Наш друг Джадд завидует моим попыткам установить взаимопонимание и доверительные отношения с аборигенами, – наконец проговорил Фосс. – Я попрошу мистера Пэлфримена пойти к ним и расследовать дело о нашей украденной собственности. Он, по крайней мере, лишен предрассудков и будет действовать благоразумно.

Кто-то вздохнул. Быть может, сам Пэлфримен, который испугался столь внезапного разоблачения. Кожа его пожелтела.

– Я, конечно, буду беспристрастен, – проговорил он и чуть улыбнулся. – Я пойду. Надеюсь только, что смогу держаться достойно, – добавил он.

Тут Пэлфримен умолк. Все поняли, что сей образованный джентльмен больше не властен над своими словами.

– Превосходно! – захлопал в ладоши Фосс.

Учитывая обстоятельства, он не решился облизнуть губы. Впрочем, он пребывал в уверенности, что по счастливой случайности нашел способ узнать истинное состояние чужой души.

– Вот, – сказал Джадд, протягивая Пэлфримену свое оружие.

– Разве вы пойдете вооруженным? – спросил Фосс, опуская взгляд.

– Нет, – ответил Пэлфримен, – конечно же нет.

– Может, хотя бы аборигена с собой возьмете?

– Сомневаюсь, что они его поймут.

– Вряд ли, – кивнул Фосс. – Если только его присутствие.

– Нет. Я пойду так. Буду полагаться на свою веру.

Прозвучало это весьма неубедительно. Фосс обрадовался и тайком оглядел лица других участников экспедиции. Однако они слишком исхудали, чтобы по ним можно было хоть что-нибудь прочесть.

Пэлфримен, такой маленький и такой нелепый в своей потрепанной касторовой шляпе, направился к облаку с черными, двигаясь медленно, неторопливо, широкими шагами, словно вымеряя длину земельного участка. Выйдя вперед, он совершенно обособился от своего окружения и принялся размышлять о многих несвязанных между собой эпизодах, как радостных, так и несчастливых: о любви, в которой отказывал сестре, о ничем не примечательном утре, когда стоял с лошадью в поводу и разговаривал с мисс Тревельян, даже об удовольствии, разделенном с Тернером, после того, как он своими руками побрил его загноившееся лицо. Собственное безбрачие теперь показалось Пэлфримену вполне естественным, поскольку стало ясно: ему предназначен совершенно определенный удел. Он шел по сухой земле пружинистым, размашистым шагом и во время этой странной прогулки в душе его царили мир и любовь к товарищам. Обе стороны наблюдали. Аборигены уподобились деревьям, а членов экспедиции настолько коробило от дурного предчувствия, тоски, любви и отвращения, что они снова стали людьми. Всем вспомнился лик Христа, виденный либо в церкви, либо во снах, прежде чем они отступились от того, чего не понимали: парадокс человека в Христе и Христа в человеке. Они только и думали о том, что для некоторых из них могло стать финальной сценой. Дальше им было не продвинуться…

Фосс постукивал по ноге черной палкой.

Пэлфримен шел вперед.