Сергей Чернышев - Техноэкономика. Кому и зачем нужен блокчейн

Поэтому современный правящий класс Китая – это некоторая хозяйственно-административно-политическая целостность, чьи формы деятельности заполняют весь спектр – от чистого хозяйствования до чистого администрирования – по модели, напоминающей Impact Investing.

Далее. В модели «правового государства» предполагается, что современное государство должно специфицировать собственность, то есть установить базовые правила того, как собственность возникает, регистрируется, работает и переходит из рук в руки, после чего из этой сферы навсегда устраниться. Затем в отстроенное пустое здание должны войти законопослушные предприниматели, которые начнут работать по установленным правилам, а собственность – автоматически перетекать от менее к более эффективным в соответствии с теоремой Коуза.

В Китае нормативная унификация изначально была затруднительна уже хотя бы в силу тех колоссальных различий – социальных, экономических, этнических – которые существуют между его регионами.

Реформы в Китае начались с того, что был предоставлен простор для широкого спектра хозяйственных экспериментов на уровне волостей, уездов и целых провинций. Главная задача, которая при этом решалась – расширение спектра форм хозяйствования для местного населения, создание материальных, правовых, финансовых условий и мотивов для местного предпринимательства. Фактически речь идёт о программе поэтапной трансформации многомиллионной массы бесправных сельхозрабочих, живших впроголодь, в долевых собственников семейных и муниципальных предприятий.

Возникающая структура собственности характеризуется широким разнообразием. При этом партийно-государственные органы Китая не пытаются вогнать её в шаблон в угоду той или иной модели, а сознательно используют это разнообразие как один из ключевых ресурсов развития страны. Но это означает, что государство, вместо того, чтобы самоустраниться из хозяйственной сферы, является непременным участником многосторонних переговоров и торгов на всех уровнях по жизненным вопросам установления форм, границ, правил работы с собственностью. То есть государство не только не ушло – оно является главным конструктором национальной системы собственности на всех этажах снизу-вверх, постоянно занимаясь её переопределением, модернизацией, совершенствованием и т. д.

Рынок счастья

Китай представляется экономическому блоку экспертного сообщества загадочным и непостижимым, его реалии никак не стыкуются с нашими представлениями об устройстве современного мира… Но беда-то в самих этих представлениях, подобных «географии» старика Хоттабыча: «Индия богата золотом, которое там день и ночь добывают золотоносные муравьи величиной почти с собаку. С севера и запада Индия граничит со страной, где проживают плешивые люди, и питаются эти удивительные люди сырой рыбой и древесными шишками…» Отечественные модели правильного общества восходят к боевой советской публицистике 80-х, канонизированной в сборнике «Иного не дано». Редактор Ю. Афанасьев ещё робко надеялся: «Пусть эта книга спустя, скажем, три-четыре года будет интересна только историкам, поскольку проблемы, в ней поставленные, будут отчасти решены, а отчасти потребуют новой постановки». Напрасные надежды. Укрывшись за кулисы коллективного бессознательного, ИНД три десятилетия остаётся безальтернативной, сакральной книгой российских реформ, попутно замещая и вытесняя картину реального мира.

Книгу «How China became capitalist?», в отличие от «Книги чудес света» Марко Поло стоит воспринимать как попытку описания устройства нормального современного общества, вероятно, более близкого к «среднестатистическому», чем Америка и Россия. Это зеркало мейнстрима – правда, зеркало западного производства.

Припоминаю аршинный заголовок из Financial Times: Китай строит не рынок, Китай строит счастье. Нам, страдающим от заворота мозгов, это кажется демагогией, мы-то знаем, что китайцы циничны и знай себе зарабатывают деньги. Да, они циничны, они умеют зарабатывать, но как общество в целом они технологично ориентированы на это самое счастье, которое на первых этапах может выглядеть как параметрическая модель, движение от «железной чашки риса» через строительство жилья, здравоохранение, образование – то есть напоминает программу КПСС 1962 года. Но у китайцев явно имеется конструктивный, инженерный образ счастья: «снизу» оно имеет материальное воплощение в наборе конкретных ориентиров, которые общество ставит перед хозяйствующими субъектами, а «сверху» соприкасается с ценностями, моралью, идеалами. А социальный смысл этого движения к счастью – неуклонное придание большинству населения качеств собственника: компетенций, мотиваций, технологий и доступа к ресурсам, но главное – включённости в многоэтажную и многослойную структуру отношений и контрактов общественной собственности.

Страна собственников учится управлять своей производительностью, своим хозяйственным ростом. Страна бюджетников виртуозно манипулирует бюджетом, сидя на бочке с порохом.

К сожалению, больше нет времени продолжать важнейшую китайскую тему. Обещаю к ней ещё вернуться. А сейчас готов кратко ответить на вопросы.

Вопрос . Правильно ли я понял, что принцип бизнеса, который ведется в Китае, это и есть тот самый Impact Investing?

Чернышев . Да, в этом смысле Китай – общество, которое фактически учится жить в парадигме Impact Investing. Вторая книга Адам Смита, где среди прочего рисуется идеализированная модель децентрализованного саморегулирования, ближе к идее абстрактного бизнеса, движимого чистой стоимостью (cost), не окрашенной социальными ценностями (values). Первая же книга Смита тяготеет к противоположному полюсу, где абстрактно расцветают социальные ценности моральности, справедливости и стабильности – но сами по себе они, увы, затратны. А в реальном жизненном пространстве между абстрактными полюсами возникает целый спектр видов деятельности, где люди практически мотивируются обеими парадигмами из двух книжек Адама Смита. В Китае они издаются под одной обложкой, уже вышло несколько изданий массовым тиражом, они продаются во всех книжных магазинах, изучаются, их пропагандируют первые лица государства.

Китайский секрет – про то, как возможно зарабатывать большие деньги на реализации ценностей социальной стабильности, моральности и счастья.

[Ответы на вопросы ] [83]

Третья буржуазная лженаука

Наконец-то мы добрались и до блокчейна. Точнее – вспомним притчу об «огненной телеге» Кюньо – до нового класса технологий, появление которых он предзнаменует. Известно, что новые технологии имеют вредную привычку возникать на обочинах прогресса и по случайному поводу. Порох и ракеты, говорят, использовались в древнем Китае в фейерверках для развлечения императоров. Мотивация первопроходцев блокчейна тоже имеет вполне подростковый характер, а всю гениальность этого изобретения обществу ещё только предстоит осознавать долгие годы.