Сергей Чернышев - Техноэкономика. Кому и зачем нужен блокчейн

В 2013 году мы беседовали с одним из старых знакомых, работающим в международной организации, он постоянно упоминал Impact Investing как нечто само собой разумеющееся, и когда я спросил, что это такое, посмотрел на меня как на конченого идиота. Тогда я достал смартфон и предложил ему «погуглить» русский сегмент сети. Его изумлению не было границ.

Все шесть моих последующих публикаций были посвящены этой теме. Мы с коллегами сформировали Рабочую группу по преобразующему инвестированию, которая провела совместные слушания с Российским советом по международным делам, ТПП, АСИ, Деловой Россией. Мы подготовили кейс по проектному соинвестированию, основанный на реальном проекте в сфере модернизации ЖКХ, организовали его официальные презентации в ТПП и Аналитическом центре при Правительстве, провели несколько рабочих совещаний в профессиональном банковском сообществе, направили ряд документов в правительственные структуры… Утверждать, что итог всех усилий заметно отличался от нуля, было бы неоправданным оптимизмом.

Такой результат связан не только с нашей бездарностью, но и со специфическим состоянием современного российского общества. Коллеги, я не политик, не люблю давать никаких оценок, мне совершенно неохота никого ругать – просто констатирую, что у нас начисто, на 100 % отшиблена функция наблюдения за современным миром.

Когда-то в заскорузлом Советском Союзе было тем не менее множество контор типа ИМЭМО, Института Европы, Института США и Канады, Института Африки, комитетов солидарности и обществ дружбы, которые постоянно вели тщательный мониторинг всех сколько-нибудь значимых изменений в современном мире, оперативно готовили переводы, обзоры, аналитику и издавали под грифом «ДСП» или «Секретно» соответствующие материалы для информирования работников партийных, государственных, общественных организаций всех уровней.

Работая в Комитете молодежных организаций СССР, я по долгу службы должен был просматривать и распределять этот поток, ежедневную стопку поступавших по почте изданий и реферативных журналов. И если бы первое знаковое событие в русле Impact Investing за рубежом произошло в советском ноябре, ручаюсь, что в феврале толковый реферативный обзор появился бы на моём столе, а на ближайшее значимое мероприятие по теме в Нью-Йорк или Сингапур отправился бы наш представитель.

У нас сейчас эта социальная функция отсохла и отвалилась. Лица, занятые решением государственных и общественных проблем, не имеют ни возможности, ни времени сами по себе заниматься глобальным мониторингом, но при этом почему-то твердо уверены, что у них методом трансцендентальной апперцепции возникает адекватное видение современного мира. Общественная наука, ответственная за формирование картины мира, исчезла, сообщество экспертов и аналитиков, находившееся снаружи правительственных структур, практически рассосалось – все, кто был более-менее вменяем, перекачаны внутрь и стали штатными работниками аппарата. Но работник аппарата не имеет ни времени, ни полномочий, ни возможностей самостоятельно и инициативно заявить: «Смотрите, появился Impact Investing, и нам надо немедленно менять стратегию, переопределять задачи ведомства, увольнять половину сотрудников и переучивать другую». Конечно, я нарочно заостряю мысль для ясности.

Блокчейн, кстати – как вскоре выяснится – имеет самое прямое отношение к современному мейнстриму преобразующего инвестирования. Только в его русле сразу становится понятно, кому и зачем нужны «распределённые реестры». Но об этом попозже, потерпите.

А сейчас хотелось бы расстаться с темой Impact Investing. За три года она мне изрядно надоела. Но осознавая, что сегодня успел затронуть только некоторые отрывочные, частные моменты, готов кратко ответить на вопросы по этой теме.

[Ответы на вопросы ] [82]

Путешествие в Поднебесную

Вернёмся в основное русло изложения. Напоминаю, мы анализируем три важных события, состоявшихся практически одномоментно с эпицентром мирового финансового кризиса 2008 года.

Теперь займёмся вторым, китайским сюжетом.

Итак, западная наука устремилась на штурм китайского экономического чуда: хозяйство огромной страны, официально именующей себя коммунистической, четвёртое десятилетие подряд устойчиво растёт в два с лишним раза быстрее мировой экономики. С точки зрения неоклассической модели китайский феномен необъясним, да и попросту невозможен. Поэтому теперь следствие ведут знатоки институционального подхода.

Замечу несколько в сторону, что в нашей стране эта мировая загадка никого не интересовала и не интересует. Лучшие умы ищут решение проблемы роста у себя под кроватью, но ни одна из групп стратегов не обращает внимания на растущий Китай, уже заслоняющий полнеба. Видимо, он растёт неправильно…

В 1987 году, за двадцать лет до Чикагской конференции, Рональд Коуз уже имел славу мирового экономического гуру (хотя до запоздалого Нобелевского признания оставалось четыре года). Тогда ученики и последователи тоже собрались на конференцию, чтобы отметить полувековой юбилей легендарной статьи «Природа фирмы». Там Коуз впервые рассказал об обстоятельствах её появления на свет.

В 1930 году он, двадцатилетний студент LSE (Лондонской школы экономики), одиноко бился над мировой загадкой, которую сам себе и загадал: почему существуют фирмы?

«Проблема была связана с обычной экономической системой, где предполагалось, что "нормальная экономическая система работает сама по себе", и где, по всей видимости, не было места фирмам».

Иными словами, если рынок является наилучшим из возможных способов хозяйствования – почему между ним и его агентами встревают и суетятся какие-то нерыночные посредники, рудименты в виде фирм, корпораций, государства? За разгадкой юноша отправился в путешествие через Атлантику. Но уже тогда он смотрел не только на запад, но и на восток.

«По сути та же головоломка представлялась мне в другой форме, которую можно выразить одним словом: Россия.

Ленин говорил, что всей экономической системой России станут управлять как одной большой фабрикой. России недоставало опыта экономической организации, на который можно было бы опереться, а западные экономисты вели обширные дебаты на тему планирования, причем некоторые из них утверждали, что управлять экономикой как одной большой фабрикой невозможно. Но ведь и в Англии, и в Америке были фабрики. Как примирить невозможность управления Россией как одной большой фабрикой с фактом существования фабрик в западном мире?»

Подводя итог тогдашнего поиска, Коуз пишет:

«…Решение заключалось в осознании того, что в рыночной экономике осуществление трансакций сопряжено с издержками, и что эти издержки необходимо включить в анализ. Этого не делалось в экономической науке того времени, и, могу добавить, по большей части не делается и в экономической теории наших дней.