Сергей Чернышев - Техноэкономика. Кому и зачем нужен блокчейн

"Успех в бизнесе, по мнению экономистов, сводился к быстрой адаптации к внешним событиям в экономике, формирующейся под воздействием безличных, объективных сил, которые предприниматель не в состоянии контролировать… Но искусство управления… подразумевает ответственность за попытки сформировать определенную экономическую среду, за планирование, инициирование и проведение необходимых изменений в этой экономической среде, за стремление избавиться от ограничений, налагаемых на свободу действий предпринимателя различными экономическими обстоятельствами… Особая задача менеджмента и заключается как раз в том, чтобы сделать желаемое сначала возможным, а затем и реальным. Менеджер не является простым порождением экономики; менеджер сам субъект и творец".

6. Типология кротов метаистории

Новый постиндустриальный свет не сошелся клином на Северной Америке 30-х.

Прорыв метаисторических сил сквозь дряхлую оболочку истории #1 свершался многократно и не одномоментно. Эпицентр его пришелся на период между двумя мировыми войнами. Русская революция прорубает ворота в будущее, рузвельтовская реформа мостит туда первый хайвей. Но эти и прочие действующие лица и исполнители драмы по-настоящему познаваемы лишь в сравнении.

Можно предложить для этого две параллельных грубых типологии: по принципу "кто?" (типу социального субъекта) и по признаку "во имя чего?" (характеру его социального идеала).

Мыслимы три типа постиндустриальных субъектов. Во-первых, автономно действующие личности и неформальные предпринимательские команды. Во-вторых, различные корпорации-сословия. В-третьих, структуры, изоморфные целостному обществу, – этносы, полисы, коммуны, вплоть до целых наций. Для второго и третьего случаев больше всего подходят термины «корпоратизм» и «коммунитаризм» (из пятитомной "Энциклопедии демократии" под редакцией Липсета). К первому случаю подошел бы термин «индивидуализм», не будь он нагружен другими смыслами.

Если пойти по параллельной линии социальных идеалов, перечисленной тройке соответствует триада "свобода – справедливость – братство". Тогда первая из идеологий постиндустриального обобществления – это либерализм. С именованием двух других идеологий дело обстоит куда хуже. Вторую логично было бы назвать «эквитизм», третью – «фратернитизм», но, увы, покуда они остаются безымянными.

В эмпирической политике, как всегда, налицо мешанина из разных принципов. Либерализму из идеологической тройки традиционно противопоставляются коммунизм и корпоратизм из субъектной. Причем в силу того, что «классификация» исходит от пристрастных идеологов либерального направления, остальные два заранее нагружаются негативными подтекстами.

7. Индивидуализм и коммунизм: союзники в борьбе с корпоратизмом

На первый взгляд Рузвельт – безусловный индивидуалист, а его Новый курс – воплощение идеи либерализма. Однако ему присуща отчетливая личностная раздвоенность. По мере развития реформ он все больше поворачивается в сторону "большинства забытых американцев", отчужденных от собственности, чей единственный капитал – рабочая сила, оказавшаяся не у дел. В 40-е годы он разрабатывает второй Билль о правах, который, поверх классического набора либеральных свобод, должен был гарантировать американцам право на труд, достойное существование, оплачиваемый отдых, жилище и медицинское обслуживание. Знакомо? Многочисленные обвинения Рузвельта в коммунизме, как видно, не случайны.

Внутренний конфликт Рузвельт дважды воспроизвел вовне в своей политике союзов. В рамках Нового курса он создал альянс сторонников свободы индивидуального предпринимательства и братства "забытых людей" против сословия корпоративной олигархии. Во Второй мировой пошел на коалицию с коммунистами против фашистов.

8. Партия рузвельтовского типа

Постоянно Рузвельт говорил о том, что сила, которая строит новое общество, должна иметь максимально широкую платформу. Это должна быть партия большинства, а лучше – партия всего населения, нерушимого блока либералов и «забытых». Подлинные правители обязаны уметь консолидировать все общества на внепартийной основе. Хотя он и отталкивался от демократической партии, но ее электорат небывало расширил. Ему удалось собрать под своими знаменами весьма широкую коалицию малого и среднего бизнеса, образованного класса, рабочих, фермеров, негритянского населения.

Осмысляя себя как лидера государства, он говорил о нем как о политически нейтральной, внеклассовой силе, назначение которой – в аккумуляции и выражении национального интереса. В целом Рузвельт действовал как вождь классической "партии нового типа". Ощущение дежавю крепнет, если напомнить, что в своей демократической партии он абсолютно не терпел никаких расколов и уклонов, яростно боролся с фракционностью.

На хрестоматийных фото «Тройки» Тегеранской и Ялтинской конференций Рузвельт сидит между Сталиным и Черчиллем. Когда он ушел из жизни, на этом месте оказался Фултон, затем – железный занавес.

Никто не умаляет заслуг Черчилля, что и говорить, великого государственного деятеля. Но по самому характеру своей деятельности он был из иной эпохи, и в этом качестве куда ближе к Хаммурапи, чем к любому из двоих союзников, столь непохожих с виду.

9. Величайший эволюционер эпохи

Увы, Маркс не зря предупреждал, что прыжок из царства производственной необходимости в новую эпоху возможен только там, где формы производства обрели всеобщность, капитал достиг классической завершенности форм. Там, где коммунистические и корпоратистские хунты рвали слабые звенья капиталистической цепи, этих условий не было и в помине. И за двадцать лет до Нового курса гениальный реформатор по ту сторону океана, озирая в тоске революционную пустыню, проговорился про "патриархальщину, полудикость и самую настоящую дикость".

Зря?

Но даже десять Рузвельтов не сломили бы наглого самодовольства олигархии, не будь этого плацдарма социальной заразы за океаном, демонической угрозы всепроникающего Коминтерна, гула туземных пятилеток, дерзких звезд на самолете Чкалова.

И все же совершенное (и завершенное) Рузвельтом – всемирное чудо.

Несчастья сыпались на него как из рога изобилия, противники размножались подобно дрозофилам, препятствия вырастали на ровном месте как грибы. Великая нация была по-детски реакционна и откровенно туповата, туга на ухо, апатична, подвержена климактерическим припадкам. Он действовал смело, решительно, подвергал себя и свою политику отчаянному риску. При этом он был принципиальным противником революционных рывков и скачков, виртуозно опирался в продвижении реформ на реальные интересы и живые силы. Он вытащил талантливый народ из депрессии, создал вместе с ним первую в мире страну собственников.