Сергей Чернышев - Техноэкономика. Кому и зачем нужен блокчейн

Но тут важно учесть три обстоятельства. Во-первых, западная финансовая система развивалась эволюционно, отчего избыточно сложна, малоэффективна, содержит множество тупиковых, дублирующих подсистем и рудиментов. Во-вторых, она строилась применительно к иным обществам и другим историческим задачам, и ее пиратские скачиватели то и дело нарываются на проблемы совместимости, вирусы и глюки. В-третьих, эволюционный способ развития финансовой системы чреват перманентными кризисами: появляются новые, потенциально разрушительные инструменты, границы их использования приходится нашаривать ползком по минному полю. Как раз такой период мы переживаем сегодня.

Объективный ход событий, не гнушаясь уже ничем, вплоть до подсказок товарища Саакашвили, взашей толкает тупящую Россию: строить финансовый суверенитет! Сегодня же днем не приступим к делу – к вечеру нас не станет.

Давосский даос

2 февраля 2009 [25]

Жанр анализа выступлений политических лидеров независимыми экспертами (не могу себя к ним причислить) в России сравнительно молод и с виду всем хорош. И наглядным демократизмом, и свидетельством живости гражданского общества, и показной удалью частных лиц, выставляющих оценки лицам первым – правда, без надежд на обратную связь. Всё же в данной сфере счастливо-наивное детство неоправданно затянулось.

Не секрет, что выступления лидеров, за редким исключением, пишутся аппаратом. Не тайна, что аппарат разделён на ведомства, каковые друг с другом мало в чём согласны. В Давосе было несколько Путиных: его выступление состояло из клипов, границы между которыми видны невооруженным глазом, даже при выключенном звуке. Обсуждать их если и стоит, то по отдельности. Вопрос же связи между ними – отдельная трагедия.

Тому, кто внимательно следит (благодаря ТВ) за выражением лица Владимира Владимировича во время выступлений, хорошо заметно, что для него есть несколько болезненных тем. Когда он по ним высказывается – прячет лицо в листочках, морщится, говорит неуверенно. Похоже, текст, который приходится озвучивать, вызывает внутренний протест на каком-то из уровней его интуиции. Переходя же к другим разделам, откладывает бумагу, становится раскованным, афористичным и харизматичным. Видно, что соответствующие сферы деятельности им практически освоены, осмыслены, соотнесены в пространстве стратегии и пронизаны волей.

Можно для примера выделить в давосском докладе пару несопоставимых позиций по отношению к кризису. Одну условно назовём фундаментально-идеалистической (для меня идеализм – вещь хорошая), а другую, чтобы помягче выразиться, – ретро-либеральной .

Авторы первой утверждают, что в основе нынешнего кризиса – колоссальный дисбаланс «между масштабами финансовых операций и фундаментальной стоимостью активов». Выражение «фундаментальная стоимость активов» вообще впервые всплывает в официальном дискурсе, притом, встречается на протяжении короткого выступления дважды, напрямую увязывается с «производительностью и реальной эффективностью компаний». Призывая к реформе стандартов аудита, бухучёта и системы рейтингов, авторы устами докладчика провозглашают: «Оценки того или иного бизнеса должны строиться на его способности генерировать добавленную стоимость, а не на разного рода субъективных представлениях». Это, полагают они, должно стать основой будущей «экономики реальных ценностей».

Отрадно, что совокупный государственный разум, что глаголет устами лидера, идеологически развернулся в эту сторону. Но, вкладывая в первые уста столь ответственные идеологемы, нужно быть уверенным в их технологическом фундаменте и в культурной почве на два штыка под ним. Если взять практически любую из современных методик оценки «способности бизнеса генерировать добавленную стоимость», в самой её сердцевине обнаружатся во всей красе те самые «разного рода субъективные представления», которые предполагалось искоренить. Это связано с крайним эмпиризмом представлений кризисного поколения управленцев о том, что такое «стоимость» как аспект «собственности». Эмпиризмом, который лишь в последние десятилетия начал преодолеваться лидерами новой институциональной экономики. Но об этом давосским спичрайтерам, скорее всего, невдомёк.

Тем не менее, данную часть доклада хочется принимать и приветствовать звоном щита.

Вторая позиция начинается с запева, советскому слуху знакомого, как глазам ладонь:

«Кризис обнажил имеющиеся у нас проблемы… Об этих проблемах мы знали, конечно, и раньше, и стремились их последовательно решить. Кризис лишь заставляет нас активнее продвигаться по заявленным приоритетам, не меняя, разумеется, самой стратегии…»

Так об чём говорить, коли не о чем говорить, нечего менять? Стратегия, поверхность которой даже глобальный кризис не поцарапал, едва ли конкретнее каменных плит-скрижалей Ветхого Завета.

Далее следует – шутки в сторону! – призыв «создать привлекательные условия для глобальных инвестиций уже сегодня». И через пару абзацев, чтоб не казалось, что ослышались: «Сохраним курс на открытость для иностранных инвестиций!»

Последний призыв – словно линялый транспарант на опустевшем майдане. Реанимируется фетишистское (в марксовом смысле) представление, что инвестиции – не просто деньги, а именно иностранная валюта. Ввозимая, естественно, извне. То есть оттуда, где инвестиционные банки на глазах у всех испарились как класс, а инвесторы разбежались и повымерли как динозавры.

Да, нетленная стратегия, авторством которой мы с докладчиком обязаны непотопляемому «финансовому блоку» – штука посильнее «Фауста» Гёте, пробойнее фауст-патрона.

Здесь невольно вспоминается интервью, накануне Давоса данное одним выдающимся политиком одному информационному агентству. Вообразите обаятельного, открытого, динамичного лидера с кучей достоинств: его ничто не ставит в тупик, он ничего не просит, ни на что не жалуется; правда, редко веселится. Единственная его проблема – доверчивость. Но ведь ещё Ларошфуко отчеканил: не доверять людям позорнее, чем быть ими обманутым.

И вот дошлые советники на доверии, от которых он так и не сумел отбояриться, внушили ему, что с собой всегда полагается носить дохлую кошку. Поэтому он вынужден таскать её на все мероприятия и время от времени доверчиво вынимать из кармана. Хоть и ощущает интуитивно, видно по лицу: здесь что-то не так! Не озонирует данный артефакт атмосферу содержательных дискуссий…

Что же со всем этим поделать? Ровным счётом – ничего. Выступление в Давосе – пропагандистский товар на вынос, а не приглашение к досужим рассуждениям об антикризисной стратегии правительства. Да и едва ли последняя вообще может существовать. Национальный кризис – болезнь, которую надо пережить, а не партия в шашки с расчётом комбинаций. Подлинный лидер, встречаясь с историческим вызовом, всегда оказывается одинок предельным, отшельническим одиночеством. Угрозы он ощущает не умом – нутром, позвоночником, а отбивает руками, прежде чем успеют включиться мозги.