Владимир Пекальчук - Спуская псов войны [галимая калибрятина]

канал связи с указанным объектом или человеком. Наемник сразу же оценил возможности,

которые это хитроумное устройство предоставляет руководителю.

– Гравитация тут ниже, чем внизу, – заметил он чуть позже.

– Это одно из ваших рабочих мест, – пояснил Ваэрта, – привыкайте.

– Ну ему-то хорошо, – хмыкнул Леонид, кивнув в сторону Касса, – а мне лучше внизу.

Поближе к рубежам, так сказать.

В этот момент дверь бесшумно ушла в сторону, пропуская балларанку, «ту самую», как ее

окрестил наемник.

– Приветствую, – коротко сказала она, обведя взглядом всех собравшихся, и наемнику не

осталось ничего другого, как записать очко в ее пользу.

Если те же инженеры прятали свое истинное отношение к землянам под маской напускного

дружелюбия, то дочь Кодамы в этот раз выглядела совершенно обыденно, ни грамма

наигранности. Владение собой великолепное.

– Я разработала новую оптимальную схему размещения вахтенных в нерабочее время с

учетом большего числа персонала, – сказала она Ваэрте, – закачиваю ее на твой УРР и в стол.

На тактическом экране появилась увеличенная схема жилых помещений коорнов, на которой

точками обозначались ключевые места, пунктирными линиями, как догадался Леонид, –

маршруты.

– Что это? – спросил он, уже предчувствуя, каков будет ответ.

– Расположение постов и маршрутов патрулей в жилом секторе, – пояснил Ваэрта, – на

которых вам будет нужно разместить своих людей по утрам, вечерам и ночью, чтобы

присматривать за коорнами.

Леонид на секунду сжал челюсти, говоря себе, что он совершает ошибку, но затем его

здравый смысл сдался и заткнулся.

– Нет, – отчеканил он, – этого псы войны делать не будут.

В комнате ненадолго повисла тишина, потом Ваэрта приспустил с носа визор своего УРР и

взглянул на наемника поверх визора:

– Не понял?

– У вашего искина проблемы с переводом с русского языка? – Леонид сохранил невозмутимое

лицо, но в душе он чувствовал мрачное удовлетворение. – Повторяю медленно и разборчиво: мы

делать этого не будем.

В самом деле, видеть удивленное лицо сбитого с толку балларанца стоит многого. Жаль, Касс

стоит рядом, а не напротив, и незаметно полюбоваться еще и его растерянной рожей не

получится.

– Вы отказываетесь выполнять приказ работодателя? – уточнил Ваэрта.

– А я и не обязан их исполнять, – ответил наемник, – мой наниматель – Касс-р-Кинн Латанн,

который является, цитирую договор, моим единственным непосредственным командиром.

Почти наслаждаясь растерянностью балларанца, он краем глаза заметил, что на лице дочери

Кодамы появилось любопытство.

– Вот как, – протянул Ваэрта, явно не готовый к такому повороту, как отказ наемника

подчиняться, и повернулся к Кассу: – В таком случае, кондотьер, соблаговолите призвать

своего…

– Мы все равно не будем исполнять этот приказ, поскольку он выходит за рамки наших

профессиональных обязанностей, – перебил его Леонид и посмотрел на своего шефа. – Изучая

мой родной мир, ты совершенно упустил из виду тот факт, что профессиональный наемный

солдат и надсмотрщик – это два разных слова и два разных понятия. Мы – солдаты и быть

надсмотр-щиками не желаем.

Наблюдать лицо Касса, на котором явно написана растерянность, одно удовольствие. Он бы и

рад напомнить внезапно вышедшему из-под контроля подчиненному, что солдаты, за которых тот

так нагло расписывается, на самом деле его собственность, да не может.

Леонид, тщательно скрывая мрачное торжество, повернулся к балларанам:

– Своих рабов, господа, стерегите сами. Я достаточно четко изложил свою позицию?

– Вполне, – сухо подтвердил Ваэрта и повернулся к балларанке: – Видимо, без вмешательства

магистра дело не обойдется.

Та чуть склонила голову, изучая Леонида, затем сказала:

– Кажется, имеет место недоразумение. Коорны – не рабы. Вам предлагается исполнять

полицейские функции, на которые, как мне известно, вы согласились.

– Именно что согласился, – вмешался Касс, – и видеозапись процесса формулирования и

заключения договора я могу предоставить хоть сию секунду.

На его лице, отмеченном в визоре словами «недоумение, растерянность», отчетливо

проступал не замеченный искином немой вопрос «какого, твою мать, черта?!».

– Суть вещей не меняется от смены слова, – возразил наемник, – поскольку при заключении

договора точное значение понятия «полицейские функции» не оговаривалось, то я буду

пользоваться своим пониманием этого термина. Охрана рабов – ни разу не полицейская

функция.

– Я еще раз подчеркиваю, что коорны – не рабы, – спокойно напомнила балларанка.

– К огромному сожалению столь высокоразвитых существ, как вы, – глядя прямо ей в глаза,

произнес Леонид, – низшие существа вроде землян тоже способны иметь свое мнение, которое в

данном случае отличается от вашего. У нас, опять же к вашему сожалению, есть принципы.

Касс только закрыл лицо руками в жесте, символизирующем отчаяние. Однако балларанку

полный иронии ответ наемника не обескуражил.

– Рискну предположить, что незаслуженно негативное отношение к моей расе возникло у вас

после встречи с моей сестрой на Таркате, – заметила она, – и именно оно сейчас влияет на ваше

поведение, командир.

– Так это были не вы? – спросил Леонид, надеясь, что его брови не поползли при этом вверх.

– Нет. На Таркате вы виделись с моей сестрой Вэш. А меня зовут Лаш, мы близнецы. И с

вашей стороны крайне несправедливо судить обо всей расе по одному конкретному

представителю. Индивидуумы с ярко выраженным расистским мировоззрением есть и среди вас,

не так ли?

Наемник не стал говорить ничего о том, что среди балларанцев расист как минимум каждый

третий. Числа в данном случае роли не играют.

– В таком случае прошу прощения за незаслуженно плохое мнение о вас лично, – сухо сказал

он, – но даже если мы будем считать, что ваши слова вернули мне уважение к балларанам, это

все равно ничего не меняет. Ваших рабов, слуг – называйте как угодно, мы стеречь не будем.

– Их не надо стеречь, – возразила Лаш, – вас никто не потрудился просветить касательно

положения дел с коорнами, видимо, упустив из виду, что у наемников с отсталой планеты могут

быть принципы. Что ж, надо это исправить.

Коорны в колонии находятся по собственной воле. Все они… добровольцы. Они и не

помышляют о бегстве, как не помышляют о каком-либо неповиновении. Мы для них почти что

боги, и выполнять нашу волю для коорнов – счастье. О том, что на самом деле они трудятся не

на нас, а на себя, коорны пока не знают – но это именно так.