Олег Якубов - Привет эпохе

«Елки-палки, все сначала. В Андижане с грехом пополам испытательный срок одолел, а тут все по новой начинай», с досадой подумалось мне.

После редколлегии шеф представил меня Ляле Санджаровне Исамухамедовой, заведующей отделом писем, в котором мне отныне предстояло трудиться. «Можно просто «Ляля», сказала она, когда мы зашли в ее кабинет. Она рассказала, что редакция получает ежедневно до тысячи писем, каждое письмо нужно внимательно прочитать, отправить либо в отраслевой отдел, либо переправить для принятия мер в соответствующую инстанцию, но непременно с редакционной сопроводиловкой. «Остальное тебе девочки подробнее в процессе работы расскажут». В огромной комнате, сплошь заставленной канцелярскими шкафами с объемистыми папками (в них содержалась вся редакционная переписка за много лет) мне были представлены «девочки» – три немолодые уже дамы и какое-то юное создание – учетчица Марина, зарабатывающая двухлетний производственный стаж для поступления на факультет журналистики.

После нашей андижанской редакции новая обстановка меня просто потрясла. Кругом, даже на широких мраморных лестницах, ковры, у входа – милиционер, строго проверяющий пропуска даже у сотрудников газеты. Редакция в те годы размещалась в солидном, с колоннами, четырехэтажном здании, где занимала два этажа. Само здание находилось в центре Ташкента, на улице, носящей название газеты – улице «Правды Востока». Рядом – площадь Ленина (ташкентцы ее называли Красной площадью), театр оперы и балета, гостиница, ЦУМ, концертный зал.

В редакционных коридорах царила тишина, здесь не принято было говорить громко, не слышно было ни смеха, ни шуток. Народ все больше возраста солидного, хотя изредка попадались и сорокалетние «юнцы».

Иван Капитонович Костиков (первое впечатление не обмануло меня) был действительно грозой всей редакции. Он курировал кадры, финансы и звали его за глаза Иваном Скопидомычем. Возраста Костикова никто не знал. Кто-то утверждал, что ему под восемьдесят, кто-то азартно спорил, что почти девяносто. К тому же Иван Капитонович родился 29 апреля, так что дни своего рождения отмечал лишь раз в четыре года. Впрочем, «отмечал» это явно не про него. Когда Скопидомыч распекал кого-нибудь за пьянку, то всякий раз подчеркивал: «Вот я не выкурил в жизни ни единой сигареты, выпиваю в год всего один бокал шампанского – 31 декабря и, как видите, прекрасно себя чувствую. Он даже редакционной машиной почти не пользовался, предпочитал ходить пешком. Дверь в кабинет Костикова всегда была раскрыта настежь, но вовсе не приглашая заглянуть на огонек всяк желающего, а для того, чтобы никто не прошмыгнул незамеченным.

У нас в редакции Костикова, по-моему, не боялся только один человек – разъездной корреспондент отдела сельского хозяйства Игорь Лопатин. Огромный мужик, в годы Отечественной войны – юнга Северного флота, впоследствии военный моряк, а уж позже – журналист, он однажды вечером шествовал по коридору с кем-то из коллег, когда их остановил Костиков. «По-моему, сказал он, потягивая носом, от кого-то из вас, товарищи, пивом попахивает».

– Если пивом, то это точно не от меня, Иван Капитоныч, – невозмутимо откликнулся Лопатин. – Я-то лично водку пил. Так что пойду, дел еще навалом.

Меня, например, его всевидящее око ухватило через неделю после того, как я начал работать в редакции. Мне предстояло ехать на проверку жалобы в какой-то ближайший колхоз и утром я пришел в редакцию в джинсах. Проходя мимо кабинета Ивана Капитоновича, услышал оклик и, повинуясь, вошел.

– Что это вы на себя, с позволения сказать, надели? – строго осведомился зам главного.

– Джинсы, Иван Капитонович. Мне сегодня в колхоз ехать, вот и надел джинсы.

– Вы что, не понимаете – вы являетесь представителем партийной газеты, органа ЦК. Ваш внешний вид должен всегда соответствовать этому положению. Вы в колхоз на дежурной машине едете? – и, получив подтверждение, приказал. – По дороге, в порядке единственного исключения, заедете домой и переоденетесь. И больше никогда не смейте в редакцию являться в таком виде. Даже в выходные дни, когда вы выходите из дома, советую вам не забывать, где вы работаете…

ВЫГОВОР ПО ПАРТИЙНОЙ ЛИНИИ

Мэтры, работающие в партийных газетах, репортерской работы, как правило, чурались. Не царское, мол, дело по городам и весям шнырять в поисках репортажа или интервью. Мэтры ваяли нетленки, месяцами корпели над партийными, экономическими и иными обзорами, вели бесконечные битвы за урожай, сплачивали еще больше и без того нерушимый блок коммунистов и беспартийных, одним словом, сидели безвылазно в редакциях и непременным атрибутом их кабинетных интерьеров становились в итоге заботливо уложенные на канцелярские стулья подушечки, превращавшиеся с годами в этакий ватный блин. Нас же, репортеров, гоняли на интервью и мы общались, в том числе, со всеми лидерами братских компартий, которые, по-моему, большую часть своей жизни проводили в Советском Союзе, который их, как известно, бережно поддерживал и тщательно лелеял.

Однажды проходила у нас в республике какая-то очередная международная партийная конференция. Самым высокопоставленным ее участником был генеральный секретарь ЦК Компартии Уругвая Родней Арисменди. Апартаменты ему в соответствии со значимостью были выделены в партийной, естественно, закрытой резиденции, охраняли лидера братской компартии так, будто ему грозила реальная опасность.

Когда я явился для беседы, охрана меня проверяла чуть не полчаса и по виду церберов было понятно, что вот и явился не запылился, тот самый террорист, который сейчас нашего дорого Арисменди и взорвет. Но поскольку из вооружения была у меня только шариковая ручка, а удостоверение журналиста оказалось с соответствующей фотографией и не просрочено к тому же, то пришлось пропустить меня негодного пред светлы очи выдающегося борца международного коммунистического движения.

Арисменди пил какой-то фруктовый сок в тенистой беседочке из виноградных лоз, лениво покусывал шоколад и, когда я задал свой первый вопрос, пробурчал невнятно буквально несколько отрывистых слов. Впрочем, его переводчику этого оказалось более чем достаточно, он лихо затараторил, видимо, давно уже заученное и отработанное. Из бойкой речи переводчика я узнал всю биографию аргентинского партийного лидера, о том, как важна в развитии мирового сообщества роль СССР, его коммунистической партии и идущего в авангарде Центрального комитета. Было сказано несколько фраз, без особой, правда, злости, о проклятых империалистах, агрессорах и прочих западных акулах. Переводчик еще продолжал свою пламенную речь, когда Арисменди поднялся и, не удостоив меня даже прощальным кивком, покинул беседку.