Федерико Гарсиа Лорка. Стихи

в расцвете молчанья, в обличий строгом

возникший из розовой прелести Дафны

и мощного сока влюбленного бога!

Верховный служитель старинного знанья!

Не внемлющий жалобам, важный молчальник!

Со мной говорят все лесные собратья,

лишь ты не хотел моих песен печальных!

Быть может, о мастер гармоний, ты знаешь

бесплодную участь - стенанье поэта?

И листья твои под влиянием лунным

не верят обманам весеннего света?..

Но вкрадчивой нежностью мрака оделась,

как черной росою, дорога страданий

с высот балдахина к подножию ночи,

а ночь тяжело набухала звездами.

ОСЕННИЙ РИТМ

Горька позолота пейзажа.

А сердце слушает жадно.

И сетовал ветер,

окутанный влажной печалью:

- Я плоть поблекших созвездий

и кровь бесконечных далей.

Я краски воспламеняю

в дремотных глубинах,

я взглядами весь изранен

ангелов и серафимов.

Тоскою и вздохами полнясь,

бурлит во мне кровь и клокочет,

мечтая дождаться триумфа

любви бессмертно-полночной.

Я в сгустках сердечной скорби,

меня привечают дети,

над сказками о королевах

парю хрусталями света,

качаюсь вечным кадилом

плененных песен,

заплывших в лазурные сети

прозрачного метра.

В моем растворились сердце

душа и тело господни,

и я притворяюсь печалью,

сумеречной и холодной,

иль лесом, бескрайним и дальним.

Веду я снов каравеллы

в таинственный сумрак ночи,

не зная, где моя гавань

и что мне судьба пророчит.

Звенели слова ветровые

нежнее ирисов вешних,

и сердце мое защемило

от этой тоски нездешней.

На бурой степной тропинке

в бреду бормотали черви:

- Мы роем земные недра

под грузом тоски вечерней.

О том, как трещат цикады

и маки цветут - мы знаем,

и сами в укромном логе

на арфе без струн играем.

О, как идеал наш прост,

но он не доходит до звезд!

А нам бы - мел собирать,

и щелкать в лесах, как птицы,

и грудью кормить детей,

гулять по росе в медунице!

Как счастливы мотыльки

и все, что луной одеты,

кто вяжет колосья в снопы,

а розы - в букеты.

И счастлив тот, кто, живя

в раю, не боится смерти,

и счастлив влюбленный в даль

крылато-свободный ветер.

И счастлив достигший славы,

не знавший жалости близких,

кому улыбнулся кротко

наш братец Франциск Ассизский.

Жалкая участь -

не понять никогда,

о чем толкуют

тополя у пруда.

Но им дорожная пыль

ответила в дымке вечерней:

- Взыскала вас щедро судьба,

вы знаете, что вы черви,

известны вам от рожденья

предметов и форм движенье.

Я ж облачком за странником

в лучах играю, белая,

мне бы в тепле понежиться,

да падаю на землю я.

В ответ на жалобы эти

деревья сказали устало:

- А нам в лазури прозрачной

парить с малолетства мечталось.

Хотелось летать орлами,

но мы разбиты грозою!

- Завидовать нам не стоит! -

раздался клекот орлиный,

лазурь ухватили звезды

когтями из ярких рубинов.

А звезды сказали: - За нами

лазурь схоронилась где-то... -

А космос: - Лазурь замкнута

надеждой в ларец заветный. -

Ему надежда ответила

из темного бездорожья:

- Сердечко мое, ты бредишь! -

И сердце вздохнуло:

- О боже!

Стоят тополя у пруда,

и осень сорвала их листья.

Мерцает серебряной чернью вода

средь пыли дорожной и мглистой.

А черви уже расползлись кто куда,

им что-то, наверное, снится.

Орлы укрываются в гнездах меж скал.

Бормочет ветер: - Я ритм вечный! -

Слышны колыбельные песни в домах,

и блеет отара овечья.

На влажном лике пейзажа

моршин проступают сети -

рубцы от задумчивых взглядов

давно истлевших столетий.

Пока отдыхают звезды

на темно-лазурных простынях,

я сердцем вижу свою мечту

и тихо шепчу:

- О господи!

О господи, кому я молюсь?

Кто ты, скажи мне, господи!

Скажи, почему нет нежности ходу,

и крепко надежде спится,

зачем, вобрав в себя всю лазурь,

глаза смежают ресницы?

О, как мне хочется закричать,

чтоб сльшал пейзаж осенний,

оплакать свой путь и свою судьбу,

как черви во мгле вечерней.

Пускай вернут человеку Любовь,

огромную, как лазурь тополевой рощи,

лазурь сердец и лазурь ума,

лазурь телесной, безмерной мощи.

Пускай мне в руки отмычку дадут -

я ею вскрою сейф бесконечности

и встречу бесстрашно и мудро смерть,

прихваченный инеем страсти и нежности.

Хотя я, как дерево, расколот грозой,

и крик мой беззвучен, и листьев в помине нет,

на лбу моем белые розы цветут,

а в чаше вино закипает карминное.

НОЧНАЯ МЕЛОДИЯ

Мне так страшно рядом

с мертвою листвою,

страшно рядом с полем,

влажным и бесплодным;

если я не буду

разбужен тобою,

у меня останешься

ты в сердце холодном.

Чей протяжный голос

вдали раздается?

О любовь моя! Ветер

в окна бьется.

В твоем ожерелье

блеск зари таится.

Зачем ты покидаешь

меня в пути далеком?

Ты уйдешь - и будет

рыдать моя птица,

зеленый виноградник

не нальется соком.

Чей протяжный голос

вдали раздается?

О любовь моя! Ветер

в окна бьется.

И ты не узнаешь,

снежный мотылек мой,

как пылали ярко

любви моей звезды.

Наступает утро,

льется дождь потоком,

и с ветвей засохших

падают гнезда.

Чей протяжный голос

вдали раздается?

О любовь моя! Ветер

в окна бьется.

ГНЕЗДО

Что там во мне таится

в такой печальный час?

Кто лес мой, золотой

и свежий, вырубает?

Как в зыбком серебре

зеркал я прочитаю

то, что речной рассвет

передо мной расстелет?

Вяз замысла какого

в моем лесу повален?

В каком дожде молчанья

дрожу я с той поры,

как умерла любовь

на берегу печали?

Лишь терниям лелеять

то, что во мне родилось?

ИНАЯ ПЕСНЯ

Сон навсегда исчез, навек развеян!

В дождливый этот вечер

всем сердцем я измерил

трагедию осенних

рыдающих деревьев.

О тихую печаль

предсмертного смиренья

мой голос раздробился.

Сон навсегда исчез, навек развеян!

Навек! О боже! Снег

ложится - беспредельный -

на бездорожье жизни

моей,

и оробело,

чтобы застыть и сгинуть,

уходит заблужденье.

Вот и вода внушает:

сон навсегда исчез, навек развеян!

А сон, он бесконечен?

Его опора - эхо,

сырой туман, а сам

туман - усталость снега.

Мое сердцебиенье

мне говорит, что сон навек развеян.

В дождливый этот вечер

всем сердцем я измерил

трагедию осенних

рыдающих деревьев.

---------------------------------------------

Федерико Гарсиа Лорка

Федерико Гарсиа Лорка

Стихи о канте хондо

1921

* Балладилия о трех реках. Перевод В. Стобова