Галина Романова - Миллионерша поневоле

– Как приедете, звони мне, ма. Хорошо? – У Ольги вдруг так заныло внутри, что она едва не разревелась. – Я буду волноваться!

Мать, крепко державшая Мишуню за руку, остановилась на верхней ступеньке. Повернулась к дочери и очень внимательно на нее посмотрела.

«Не иначе пытается сейчас подвести мой вопль под какую-нибудь научную основу», – решила Ольга и улыбнулась ей.

Мать на улыбку не ответила. Молча пожевала губами. Потом вдруг сказала, сильно озадачив и без того озадаченную дочь:

– Не стоит бояться того, чему пока не можешь дать определения, дорогая. Не стоит, поверь мне!

Была бы на Ольге сейчас шляпа, она непременно сняла бы ее и присела в реверансе, отдавая должное уму и проницательности своей матери. Так тонко прочувствовать ее состояние и мгновенно выдать этому состоянию определение…

Ольге оставалось лишь изумленно моргать и неуверенно улыбаться, слушая ее.

– Будем бороться с неприятностями по мере их поступления, Оленька. Неизвестность тебя пугает и заставляет нервничать, пусть так. Главное, чтобы эта самая неизвестность не заставила тебя совершать необдуманные поступки. По крайней мере до тех пор, пока ты не определишься с тем, чему пока нет названия. Все, пока!

И мать, весело наговаривая какую-то смешную детскую считалку, пошла с Мишкой вниз по лестнице, оставив Ольгу с широко открытыми от удивления глазами у распахнутой двери в квартиру.

Она представила, как эти двое выходят сейчас на улицу. Кутаются в воротники, моментально попав во власть северного ветра, с утра выстудившего город до звенящей ледяной прозрачности. Как мать плотнее запахивает на себе старенькую искусственную шубку, к которой приросла, казалось, костями. И которую ни под каким видом не хотела менять. Мишуня тут же натянет шарф по самые глаза и будет тихонько улыбаться в мягкую ворсистую шерсть. Они сядут в подоспевший автобус и поедут через весь город. Мать начнет рассказывать ему об исторической ценности городской архитектуры, совсем забыв, что перед ней не ее бывшие студенты, а всего лишь маленький мальчик, отчаянно ждущий обещанных ему чудес…

Ольга вернулась в квартиру со смешанным чувством облегчения и горечи. Да, с ее плеч снята забота о маленьком мальчике. Да, теперь у нее нет обязательств, и она может посвятить все свободное время поискам своей подруги Ксении. Но… но с Мишкой было теплее как-то, что ли. Невзирая на ветер, гуляющий по квартире, невзирая на холодные радиаторы и ледяной пол, к которому, казалось, примерзают босые ступни. Невзирая ни на что, с Мишкой было уютнее и теплее. Он сидел в углу ее дивана и с немым восторгом смотрел мультики, накручивая на палец прядки волос на макушке. Или возился с игрушками, с фырканьем катая машинку по полу. Или подбрасывал к потолку жутковатую липкую массу, которую он называл «лизуном», и оглушительно хохотал при этом…

«Вот закончится все, и уедем куда-нибудь, – смаргивая слезы решила Ольга. Влезла в теплые джинсы, натянула свитер и, застегивая короткую дубленку перед зеркалом, еще раз решила для себя: – Непременно уедем».

Возьмем по отпуску, купим путевки в какую-нибудь теплую далекую страну и уедем. Поселимся в бунгало с окнами на океан. Океан будет тихо ворчать день и ночь, лениво перекатывая волны, шлепающиеся с пенно-шершавым звуком о пирс. Солнце там будет жгучее-жгучее, яркое-яркое, и его все равно не будет много. А еще там непременно должен быть песок. Не холодная темная галька, отсвечивающая железом, а песок. Горячий и крупный, выжженный тропическим солнцем до режущей глаз белизны. Только бы вот… только бы вот Ксюша нашлась, и тогда можно будет уехать…

Ольга поставила свою машину в привычном месте в подземном гараже, принадлежащем их управлению культуры. Подивилась отсутствию огромного джипа Любавского, но как-то так – вскользь – подивилась, вообще, и пошла к гаражному турникету.

Охранник был на прежнем месте, привычно поздоровался, коротко ей кивнув. Ольга кивнула в ответ и пошла дальше, не задерживаясь. Но охранник вдруг повел себя как-то необычно, сочувственно пробормотав ей в спину, чего никогда прежде не допускал:

– Да, так-то с нами бывает…

– Простите? – Ольга обернулась и уставилась на него вопросительно. – Вы что-то сказали?

– Да нет, нет, ничего. – Охранник – молодой парень в камуфляжной форме и черной шапке, натянутой на самые брови, вдруг засмущался и скомкал свою речь непонятным изречением, претендующим на философское размышление: – Жизнь, говорю, такая штука… н-да…

Ольга пожала плечами и ушла, ничего ему не ответив. Доехала на лифте до своего этажа. Прошла пустым коридором, так же мимолетно подивившись отсутствию курильщиков. Обычно в это время дня здесь косяками тусовался курящий народ, сетующий на дождь, жару, холод на улице, на ранний подъем, барахлящий карбюратор и дурное настроение по такому случаю.

Никого, на удивление, сегодня там не было.

Ольга вошла в свой отсек, разгороженный стеклянными перегородками, и вот тогда-то до нее начало наконец доходить: что-то не так. Что-то случилось в их мирном – пожалуй, самом мирном из всех управлений – управлении культуры. Что-то случилось в их королевстве, сбилось с ритма, задающего тон всем городским празднествам и веселью.

Вера не повернула в ее сторону голову, не кивнула со значением, чего не случалось прежде никогда, даже после того, как Ольгу повысили. Пусть пренебрежительного, но кивка головы она все же удостаивалась.

Лизка сидела тихо и вопреки обыкновению не дергалась и не вертелась на своем крутящемся стуле. Что также было противно ее природе.

Евгений Евгеньевич на своем месте вообще отсутствовал. Нет, он явился на службу, о чем свидетельствовало его тяжелое пальто на вешалке и портфель, приткнувшийся сбоку стола. Но его не было ни за столом, ни в кабинете. Это тоже было непривычно.

Ольга стянула с себя короткую дубленку, которую мама называла фарсом, а не одеждой. Просунула в ее рукав вязаную мохнатую шапочку и, причесавшись перед зеркалом, вышла в приемную.

– Лиз, а где сам-то? – спросила она у пребывающей в столбняке секретарши. – Что-то нет его, хотя должен…

Лизка дернулась от звука ее голоса, как от удара хлыстом. Подняла на Ольгу страдальческие кроличьи глаза и с диким трагизмом прошептала:

– Наверху! Евгений Евгеньевич наверху, Оль!!!

– А что там? – Ольга по ее примеру понизила голос до шепота и даже подняла глаза к потолку, словно могла рассмотреть сквозь перекрытия двух этажей то, что происходит сейчас у начальства. – Его вызвали?!

– Его еще вчера вызывали перед обедом, но разглашать не велели, – забормотала Лизка, ухватилась за край стола и все-таки, не изменив своей привычке, крутанулась вместе со стулом. – А сегодня уже того… Уже можно…