Степан Злобин - Пропавшие без вести 2

Анатолий почти не мог ей поверить, но не мог он и возражать. Он молчал, глядя на воду, которая просвечивала сквозь густые стебли камышняка, обступившего крохотный островок, на вьющихся над камышом стрекоз...

Катя тоже молчала, опершись подбородком на скрещенные впереди себя руки.

Но как ему было и не поверить ей, женщине, которая прошла через такие тяжелые испытания и не только оказалась несломленной, но даже и не представляет себе, что она может остаться в стороне от борьбы против фашистов и за утверждение той самой советской власти, от которой она чьей-то неправдою понесла обиды! Потеряла ребенка и мужа, терпела оскорбления и горе в течение ряда лет, но ведь не взвалила она вину за эти свои несчастья на советский строй, не возвела свою беду во главу угла в жизни. Так вот у настоящего советского человека всегда отступают на задний план его личные беды, если он чувствует себя частью народа. И он может «жизнью своей, а нет — так и смертью» доказать вот эту самую сущность советских людей!

Ведь Катя из тех «пострадавших от большевиков», кого так ласкают фашисты, предлагая им всякие льготы...

Невольно Бурнин обратился мыслью к лагерным полицаям и комендантам, ко всей этой своре бывших советских и в большинстве «пострадавших» людей. Но даже самое отдаленное сопоставление по противоположности показалось ему оскорбляющим Катю. Именно вот сейчас, через нее, он постиг для себя впервые значительную и весомую на всю свою жизнь человеческую правду — глубину человека.

Бурнин с благодарностью перевел взгляд на Катю, и вдруг его словно толкнуло что-то под сердце.

И синенькие нежные жилки под коленями, которые были видны из-под замызганной юбки и так не вязались с загрубелыми ступнями ее босых, искусанных комарами, облепленных тиною ног, и обгорелая дочерна под солнцем, слегка шелушившаяся, но красивая, гибкая, женственная шея, и прядка волос, которая вылезла из-под деревенского платка и блестела под солнцем ранней сединкой, и синие, потемневшие при ее рассказе глаза, и вся она в прямом и прекрасном облике жизни стала ему навеки близка...

Катя повернула к нему лицо. Он встретился с ней глазами и вдруг по какой-то искре смятения в ее зрачках увидал, что без слов выдал ей себя с головою... Торопливым движением она одернула юбку, села, оправила на волосах платок, застегнула верхнюю пуговичку на кофте и с нарочитою простотою заботливой хозяйки сказала:

— Я думаю, как раз время закусить. Солнце-то клонится.

— Наверное, пора, как я чувствую, — отозвался все время лежавший молча Сергей.

Катя нарезала сала. У нее на островке нашлось самое главное — хлеб. Пока закусили, было как раз пора выходить.

— Теперь опять аккуратно следите, куда я ступаю. У меня тут тайные вешки свои, я по ним хожу, — сказала Катя.

Она шла впереди Бурнина мягкой и легкой походкой.

Да, пока им было еще по пути...

Солнце село, уйдя за вершины леса. Над болотом начал стелиться туман. Комары зудели все время, терзая уколами тем злее, чем больше сгущались сумерки. Катя маячила в полумраке, иногда задерживаясь, поджидала, когда Бурнин подойдет вплотную, и прыгала с кочки на кочку, потом останавливалась, и все трое стояли, ревниво, настороженно слушая тишину, которую нарушали только одинокий дергач и лягушки. Иногда они снова погружались выше колен в болото. Тогда Катя давала Бурнину свою сухую, горячую руку, которую ему хотелось не выпускать, а Бурнин в свою очередь протягивал руку Сергею.

— Ну, то самое страшное место прошли? — спросил Бурнин шепотом.

— Оно ночью не страшное, только днем... Давно позади осталось. Сейчас уж придем на место... Вот и тропинка...

— Стой! — неожиданно громко скомандовал голос из темноты.

— Сыр-бор горит, — спокойно ответила Катя.

— Горит, не сгорит, Антоновна! Здравствуй. С кавалерами?

— Витя, что ли? — не сразу узнала она по голосу.

— Так точно, Виктор.

— По твоей же дорожке пришли кавалеры, — сообщила она.

— Кто твоей наговорной водички у колодца испил, тот тебя не минует! — отозвался Виктор. — Значит, тебе они крестнички, а нам браты крестные. Здравствуйте, братцы!

— Здравствуй!

— Здравствуйте, братец! — отозвались Бурнин и Сергей.

— Гордишься, Антоновна? — одобрительно сказал рядом второй голос. — А ты и гордись — скоро взвод твоих крестников наберется!

— И ты тут, Денисюк? — узнала Катя второго из караульных.

— Так точно, Антоновна. Мы все с Витькой вместе... Как вы шли? Хвоста не могли за собой прицепить? — глухо спросил Денисюк.

— Хвост отрубили, в болото кинули, — коротко ответила Катя. — Майор дома?

— Точно так, пока все на месте.

— Ну, пойдемте, Анатолий Корнилыч, — позвала Катя.— Сережа, пошли. Беритесь за руки, а то тут глаза повыколешь в чаще...

Бурнин с прежним радостным чувством опять ощутил ее руку. И когда кончился извилистый путь меж колючих кустов, перед ними открылась уже потемневшая, довольно широкая поляна с тремя-четырьмя едва тлевшими кострами. На ней отдыхали красноармейцы. Их винтовки тут же, на траве, были составлены в козлы. Оказавшись на поляне, Анатолий с сожалением выпустил Катину руку.

«Нет, — подумал он, — все, все в ней удивительно: и горячее, бесстрашное сердце, и сухая, жесткая рука, и сединка, и эта гордость ее...»

— Катя Антоновна, вы? — внезапно окликнул из сумрака леса свеженький девичий голосок.

— Васенька, здравствуй! — отозвалась Катя.

«Мальчишка, а голос девичий!» — подумал Бурнин, но в тот же миг к ним приблизилась женщина, которая обнялась и расцеловалась с Катей.

— Вот твоей матери гости, о которых Степашка вчера говорил, — сказала Катя. — Знакомьтесь, товарищи, — Васенька, Василиса Ивановна. У мамы ее вы вчера в огороде лежали, а братик ее, девятилетний связной, о вас весть в лагерь передал. Василиса Ивановна только кажется взрослой, а в самом деле она три года назад у меня тут школу окончила.

Васенька пожала товарищам руку.

— Катя Антоновна, не срамите меня, я лейтенант-военфельдшер, к тому же и «мать-командирша».

— Ух ты мать-командирша! — ласково потрепала ее по щеке Катерина Антоновна. — Ну что твой отец-командир, не занят?

— Ночью дальняя операция. Спит, — вдруг понизив голос до шепота, словно боясь разбудить спящего, ответила та.— Впрочем, ему пора. Идемте... А чем я вас угощу! — воскликнула она интригующе.

— Не старайся, недавно поели, — сказала Катя.

— Да нет, я — свежим вареньем, вот чем!.. — засмеялась Васенька.

У землянки штаба стоял караул — красноармеец и старшина в полной форме.

— Оружие есть? — спросил часовой Бурнина и Сергея.

— Сколько хочешь, — развязно похвалился Сергей.

— Оставить тут, — сухо приказал старшина.

— Не доверяете, что ли?