Энтон Майрер - Однажды орел…

– Но есть люди и без слабых мест, - ответила Томми. - У вас, например, слабых мест я не вижу…

Мессенджейл отметил про себя, что Томми вызывает в нем приятное, все более захватывающее его, волнующее чувство. Он взял нож и начал ритмично поворачивать его тремя пальцами правой руки.

– Видимо, это оттого, что вы недостаточно знаете меня, - сказал он беспечно.

После ужина они разделились: женщины отправились в гостиную, а Мессенджейл и Дэмон пошли в кабинет с окнами на север, из которых был виден дворец губернатора. Некоторое время они бесцельно болтали о пустяках.

– Не желаете ли сыграть в шахматы? - предложил Мессенджейл.

– С удовольствием, майор, если хотите.

Рэймон принес шахматы, бутылку «Грэнд Марниер», бокалы, и они начали партию. По тому, как человек играет в шахматы, о нем можно сказать многое. Он может или торопиться и делать необдуманные ходы, или быть слишком самоуверенным, или лишенным воображения, или робким, нерешительным, и вы быстро - за какой-нибудь час - поймете, с кем имеете дело, с такой же уверенностью, как если бы вам удалось прикоснуться рукой к самой сокровенной части души этого человека. Мессенджейл, подобно Рейю Лопесу, любил предпринимать наступление всеми силами на широком фронте. Он выдвигал каким-нибудь неортодоксальным приемом своих коней и слонов и создавал таким образом необычную позиционную ситуацию, открывавшую возможности для широкой фронтальной атаки; иногда, впрочем, он предпочитал располагать свои фигуры позади замысловатого сицилианского или голландского оборонительного рубежа с тем, чтобы позднее нанести ими сокрушительные удары на обоих флангах; наблюдая прищуренными глазами за вызванным этими ударами оцепенением противника, Мессенджейл, несомненно, испытывал удовольствие.

Дэмон, однако, обычно лишал его такого удовольствия: он никогда не впадал в панику, никогда не поддавался искушению брать хитроумно приносимые в жертву пешки и не позволял запугать или обмануть себя ложными атаками. Иногда он, разумеется, шел на риск, но лишь после тщательной оценки возможных последствий. И если ему приходилось прибегать к обмену фигурами, он делал это с обдуманной осторожностью, неохотно, всякий раз как бы взвешивая важность и ценность отдаваемой фигуры. К тому же Дэмон обладал воображением, был невероятно настойчивым и никогда не упускал из виду преследуемой цели.

Обычно шахматные баталии между ними протекали в какой-то мере по установившемуся шаблону: стремительная атака Мессенджейла, в которой он добивался временного позиционного преимущества, изобретательная защита Дэмона и затем ожесточенная схватка на истощение, которая закапчивалась или трудной победой одной из сторон или - так бывало чаще - ничьей. Сегодня игра развивалась по такому же шаблону, но Мессенджейл после обмена любезностями с Томми чувствовал себя несколько взволнованно, его сознание было переполнено противоречивыми предположениями. «У вас, например, слабых мест я не вижу», - сказала она; ее глаза при этом восторженно светились отраженным от свечей блеском. Что ж, она - да и вообще кто бы то ни было - знает его недостаточно…

Дэмон сделал очередной ход. Мессенджейл наклонился к доске и проанализировал возможные последствия, рассуждая и за себя и за противника. В результате размена коней Сэмюелю удалось продвинуть пешку на пятую горизонталь и быстро усилить ее. Мессенджейл сделал ход слоном и, снова откинувшись на спинку, продолжал наблюдать за сверкающими сквозь густую акацию и противомоскитную сетку яркими огнями в губернаторском дворце.

Дэмон сделал новый ход, и Мессенджейл, склонившись вперед, снова сконцентрировал внимание на игре. Ему все еще угрожала выдвинутая вперед пешка. Она стояла как скала, и по отношению к ней невозможно было ничего предпринять. Мессенджейл начал отвлекающую атаку на ферзевом фланге, попробовал наступать сдвоенными ладьями в центре, но Дэмон умело разгадывал и парировал его попытки, как будто ему заранее были известны все ходы противника. Эта необыкновенная проницательность Дэмона все более и более раздражала и даже злила Мессенджейла.

Из гостиной послышался звонкий смех Томми - короткий, в два тона смех, снова перешедший в едва слышное щебетание двух женщин. Мессенджейл пожал плечами и посмотрел на часы. Продолжать игру глупо, уже поздно. К тому же у него были иные планы на вечер. Неожиданно он предложил:

– Сэмюел, я уже устал. Давайте сочтем эту партию ничейной. Вы согласны?

– Конечно, - ответил Дамой с улыбкой. - Я с удовольствием соглашусь на ничью.

– Отлично. - Мессенджейл налил в фужеры ликер, и они обсуждали некоторое время убийство виконта Сайто во время недавнего военного мятежа в Токио, а также семь пунктов требования, предъявленного Нанкину Японией.

– Каково ваше мнение об этом, Сэмюел?

– По-моему, Чан Кайши допускает большую ошибку. Соглашение между Хо и Умэдзу ненадежно. Пользоваться помощью извне для разрешения внутренних проблем дело опасное. Японцы этим не удовольствуются.

– Возможно. А вы знаете, что сказал Макартур, когда Кесон спросил его, как он думает: можно ли, по его мнению, защитить Филиппинские острова? «Я не думаю, а знаю, что можно». Он как раз тот, кто необходим нам здесь. - Мессенджейл протянул ноги вперед и прикрыл глаза рукой. - Интересно, правда? Вся эта идея о человеке часа испытаний, о герое, появляющемся в момент наивысшего напряжения, - греческий миф, легенда о Барбароссе, теория Карлейля о герое, рожденном для решения данных проблем в данной обстановке. Он зашел в своей теории слишком далеко, конечно; но это факт, что великий человек - личность с превосходящим интеллектом и волей - действительно появляется в такие моменты чаще, чем не появляется. Хаос - обычное состояние человека, хаос и неопределенность. Человек, способный в такой момент решительно применить силу, меняет сознание своих современников. Разве такие люди не достойны быть воспетыми? Будь то Джейсон, или Ахиллес, или Наполеон…

– Однако не убедились ли мы в какой-то мере в том, что излишняя самонадеянность этих героев делала их уязвимыми и приводила к тому, что они плохо кончали?

Мессенджейл убрал руку от глаз. Именно из-за таких вопросов разговоры с Дэмоном казались ему забавными.

– Но это, собственно, уже ограничение искусства. Поиски форм. Искусство - это только грань жизни, строго предопределенная грань, поэтому оно занимает подчиненное место по отношению к жизни. Жизнь, если понимать ее как плоть и кровь, это материальная реальность. Возьмите Александра, Фридриха, Цезаря: они подчинили себе окружавшие их хаотические элементы и выковали из них инструменты своей воли: расплавили эти элементы и создали из них совершенно новые, захватывающие формы…