Энтон Майрер - Однажды орел…

К столу подошел старший адъютант Колдуэлла, спокойный, довольно бесцветный человек по фамилии Палмер, и шепотом сообщил ему что-то. Колдуэлл извинился и ушел вместе с ним. Женщины и Донни говорили о Стайлсе, Мэнберри, Финте и некоторых других знакомых, окруженных на Натаане. Бедняги держатся из последних сил, молят о помощи, которая никогда не придет, не ведая о том, что несколько месяцев назад их с мрачной решимостью сбросили со счетов. Превратности войны. Изобразив на своем лице приличествующую моменту озабоченность, Мессенджейл повернулся к невесте Донни, которая с интересом оглядывала помещение.

– Ну как, планируете свадьбу?

Она быстро перевела взгляд на Мессенджейла.

– О, нет… нет…

– Никаких церемоний?

– Дон не хочет жениться. Он считает, что сейчас это было бы неуместно.

– Почему же? Опасается супружеских уз? Девушка медленно, сдержанно улыбнулась:

– О, нет. Просто ему кажется, что при его… при нынешнем положении вещей нам следует несколько повременить.

– И вы согласны с ним?

– Нет, сэр, мне хотелось бы вступить в брак теперь. Но я считаюсь с его желаниями.

Сдержанная, спокойная девица. Полная противоположность нервной, легкомысленной Джинни.

Мессенджейл подумал о дочери с мрачной тревогой. Джинни была очень хороша собой, очень подвижна и своенравна, настолько своенравна, что он не мог найти к ней никакого подхода. Когда бы Мессенджейл ни вспомнил о Джинни, она всегда представлялась ему стоящей в сверкающем солнечном блике на середине тебризского ковра, с ее головы ниспадают длинные черные волосы, а в глазах - злой, задорный огонек, словно она замышляет какую-то новую коварную проделку. Мессенджейл журил дочь, шлепал ее, а однажды, выйдя из себя, даже отхлестал добротным кожаным ремнем. Тем не менее она открыто не повиновалась ему, насмехалась над ним, ставила его в тупик. Как-то Джинни приехала домой на рождественские каникулы и через три дня сообщила родителям, что уезжает, прозрачно намекнув, что собирается к подружке по колледжу в Коннектикут.

– Но ведь ты только что приехала, Вирджиния, - возразил он. - В четверг мы принимаем гостей…

– Ничем не могу помочь! - ответила она, пожав худенькими плечиками, и состроила ему гримаску. - Это все результат того, что у тебя такая жутко популярная, пользующаяся потрясающим успехом дочь.

– Тебе следовало бы поставить в известность мать и меня, раз уж ты взяла на себя подобное светское обязательство…

– О боже, да это вовсе не обязательство! Почему ты все превращаешь в церемониал смены караула? Просто Нэнни Дарлингтон спросила, не хочу ли я провести у нее несколько дней, и я согласилась. Почему ты из каждой мухи делаешь слона?

Глядя на дочь, Мессенджейл почувствовал, как в нем закипает знакомый гнев, смешанный с отчаянием.

– Я считаю, что тебе не следует ехать, - заявил он категорически, хотя сознавал, что поступает неправильно. - Будет лучше, если ты останешься дома.

Глаза Джинни расширились от негодования.

– Это просто возмутительно! - закричала она. - Я должна поехать. Ты ведь сам только что сказал, что это светское обязательство!

– В таком случае позвони и скажи им, что не можешь выехать.

– Я не останусь здесь!… - заявила она, резко тряхнув головой и отбросив волосы назад.

– Останешься, если я говорю остаться.

– О, Котни, пусть она едет, - устало вздохнув, возразила Эмили. - Пусть едет, если ей хочется. Что толку удерживать ее здесь против воли?

– Каникулы дети должны проводить в семье, - заявил он.

– Для того чтобы ты мог выставлять меня напоказ как ласковую, послушную дочь? - расхохоталась Джинни. - Как некое достижение, венчающее…

– Замолчи! - крикнул он и, понизив голос, добавил: - От тебя требуют не так уж много…

– Не так уж много?… Даже слишком много!

Не в силах более сдерживаться, он вышел из комнаты, направился в кабинет и в течение часа или около того читал, пока к нему не вернулось спокойствие. Он позволил дочери уехать в Коннектикут, ибо выбора действительно не было. Он мог удержать ее, но Джинни отомстила бы ему какой-нибудь непредвиденной дикой выходкой, что было бы неизмеримо хуже, чем объяснять гостям причины отсутствия дочери во время рождественских каникул; неизмеримо хуже, нежели быть лишенным со присутствия и терзаться беспокойными мыслями о том, где она и что делает…

– Чем занимается ваш отец? - неожиданно спросил Мессенджейл невесту Донни.

– Мой отец? - Девушка опустила глаза, потом вновь подняла их на Мессенджейла. - Он корреспондент. Корреспондент за рубежом. Сейчас он в Тунисе.

«Конечно, - подумал Мессенджейл, - нью-йоркский еврей! Все понятно. Интересно, где ее откопал этот молодой Дэмон?»

– А вы, наверное, учитесь? - спросил он девушку.

– Да, я на втором курсе в Барнарде 73 .

– А моя дочь учится в Брин-Море.

– Да, я знаю, Дон рассказывал о ней.

– Разумеется. Они с детства знают друг друга. А как вы относитесь к предстоящей поездке Дональда за океан?

Несколько секунд девушка молчала, устремив взгляд на звезды и нашивки Мессенджейла.

– Пожалуй, мне не следует отвечать, - сказала она наконец.

– Почему?

– Видите ли…

– Опасаетесь задеть меня?

– Не в этом дело, - застенчиво улыбнулась она. - Я не хочу говорить просто потому, что считаю всю эту войну сплошной ошибкой и заблуждением.

– В самом деле? - Мессенджейл изобразил на своем лице удивление. - А я считаю, что нацистские расовые теории, в частности, в известной мере оправдывают наше участие в войне.

– Конечно, - спокойно кивнула головой девушка. - Наверное, у нас не было иного выхода. Но из-за войны… мы многое утрачиваем.

– Что же именно?

– Ну… - Теперь она слегка смутилась, почувствовала себя неловко, -…некоторые права, некоторые свободы… Они никогда уже не будут восстановлены. Во время войны у людей формируется особый склад ума и они приемлют то, с чем не согласились бы в обычной мирной обстановке.

– Следовательно, война побуждает людей к восприятию фашистских доктрин?

Устремив на Мессенджейла пристальный взгляд, девушка покачала головой. Смышленая девица, очень смышленая. Евреи всегда такими были.

– Я не делаю столь категоричного вывода. То, о чем я говорю, представляется мне скорее рядом своеобразных убеждений: все начинают думать, что решение проблем возможно только применением насилия, власти, принесением жертв…

– Вы не одобряете тех, кто приносит себя в жертву?

– Нет, почему же… - Ее большие, удлиненные глаза стала очень серьезными. - Только все зависит от того, во имя чего приносятся жертвы…

– Отлично. Так во имя чего же их следует приносить?

– Прежде всего во имя мира без предрассудков, - сказал молодой Дэмон. Несколько минут он прислушивался к разговору и теперь увлеченно вступил в него. - Во имя мира без разделения людей по цвету кожи, во имя мира, где не будет существовать положения, при котором одна десятая человечества живет по-королевски, а остальные девять десятых низведены до состояния отчаявшихся животных… Если мы попросту снова погрязнем в том же старом, надоевшем мире сфер влияния, политики с позиции силы и дипломатии канонерок, то смысла в приносимых жертвах не слишком много.