Энтон Майрер - Однажды орел…

– Я ни за что не надену военную форму, - заявила она. - Мой папа сказал, что с этого начинается рабство и на этой кончаются личные мечты.

– Но, предположим, каждый начнет рассуждать подобным образом. Что из этого выйдет? - спросил Бен.

– Если каждый рассуждал бы, как я, Бенджи, - возразила Хэлли, сверкая своими фиалковыми глазами, - то мир давно сошел бы с ума. Когда мой «сядь со мной» надел военную форму, я сказала ему: «Ну что ж, дело твое, дружище, но ты никогда не выберешься из нее». И знаете, это оказалось сущей правдой. Он так и не снял ее.

– А почему вы называете его «сядь со мной»? - поинтересовался Бен.

– Не знаю. - Хэлли беспечно пожала плечами. - Рифмуется со словом «мой», понимаете? Например, вместо слова «жена» можно сказать «одна сатана», вместо «голова» скажем: «пьет до дна».

– Ха, мне это нравится! Так ведь можно выдумать замену для каждого слова?

– Не вижу причин, почему бы нет.

– А где сейчас служит твой «сядь со мной»?

– Он не служит, мой милый. Он давно умер. Схлопотал сече пулю под Тобруком. - Они выразили ей сочувствие, но Хэлли не обратила на это внимания. - Что прошло, того уж нет. И ни к чему печальные песни. На то и существует война, не так ли? Чтобы убивать людей. Все это дело случая. Как игра в кости.

– Ты в самом деле так смотришь на жизнь? - спросила ее Джойс.

– Конечно. А что еще остается? Все мы только листья, плывущие вниз по течению: ветер несет их в одну сторону, точение в другую; в некоторые детишки тычут палками, другие волны выбрасывают на берег реки, третьи намокают и опускаются на дно. А речка течет себе и течет.

Эти слова Хэлли вызвали длинней, серьезный спор о свободе воли и необходимости. Бен заявил, что у всех есть широкие возможности выбора.

– Когда я принимаю решение сделать что-нибудь, это в есть выбор.

– Хвасталась синица, что море подожжет, - сощурила глаза Хэлли. - Вы как конфетная масса в машине - куда направят, туда и тянется.

– О, в армии, конечно, так, но я же говорю о настоящем моменте. Я ведь подошел и выложил, что хотел, этому несносному «лимоннику». Разве не так? Я решил заткнуть ему глотку и сделал это.

– Вранье! - Она вызывающе подмигнула ему. - Вы увидите двух хорошеньких девушек, и вас потянуло к ним. Вы подошли бы даже в том случае, если англичанин говорил бы на языке аори.

– Возможно, - согласился Бен, улыбаясь. - Но тогда почему же я выложил ему все это?

– Легко понять. Он высказывает взгляды, которые всегда вызывают у вас ненависть.

Бен в изумлении уставился на нее.

– И вы заметили это?

– Это было так ясно, как будто написано большими буквами на доске для объявлений, мой милый…

Их дружеский бесцельный спор мог продолжаться часами, Дэмон обратился к Джойс:

– А что думаете об этом вы?

– Я изменила свое мнение. До сих пор я считала, что мы обладаем всеми видами свободы воли, а теперь не уверена, имеем ли мы ее вообще. Мне кажется, нас толкают вперед тысячи вещей, которых мы даже не замечаем, даже не подозреваем о том, что они непрерывно влияют на нас.

– Что ж, значит, мы рабы страстей? Она слегка улыбнулась и кивнула.

– Да, что-то в этом роде. Страстей и обязательств.

– А как насчет брака? - неожиданно для себя спросил он. - Мы выбираем или выбирают нас?

– Не спрашивайте меня об этом. - Она слабо улыбнулась, но глаза ее оставались серьезными. - Это была ошибка в моей жизни.

– Ваш «сядь со мной»?

– Экс «сядь со мной». - Он был преподавателем физики, она встретилась с ним на вечеринке в Беркли, где была слушательницей подготовительных курсов при медицинском колледже. - считала, - продолжала Джойс, - что поступаю благородно, отказываясь от выдающейся карьеры ради любимого человека. Но жертва оказалась напрасной. Я перепугалась до смерти, до того, то была готова сбежать, и сбежала бы, конечно. Я знаю, понимаю это сейчас, что все время искала какой-то выход. И причиной тому был Брэд. - Ее руки с длинными пальцами и красивыми, ухоженными ногтями были крупными, в больших ясных глазах таилась окрашенная юмором печаль, голос был низковатым и легка хриплым. - Странно. Он казался настолько старше меня, настолько благоразумнее, дисциплинированнее и надежнее. Мне понадобилось три года, чтобы понять, что он больше не повзрослеет, что он не хочет взрослеть. А я хотела. Страшно хотела. У меня есть своя теория относительно людей.

– Какая же?

– Все мы в определенном возрасте останавливаемся в своем развитии. В самом деле, останавливаемся. И все, что происходит после этого, не что иное, как повторение всех ранее пережитых ситуаций и отношений. Мы как бы замораживаемся. В решающий момент.

– Травматический катализатор?

– Нет, необязательно. Это может случиться и в такой период вашей жизни, когда все кажется наиболее ярким и хочется, чтобы так длилось без конца. Или, когда вы обнаруживаете, что окружающий вас мир ужасно не похож на тот, каким вы представляли его себе. Например, моя сестра Джорджия остановилась в своем развитии в четырнадцать лет. Сейчас ей тридцать, но в действительности она по-прежнему своенравный подросток, обиженный на мир взрослых, предавший ее, когда от нас ушел отец. Нет никаких причин, которые заставляли бы ее цепляться за это воспоминание, тем не менее она цепляется.

– А как вы?

– Я остановилась на двадцати двух, по-моему. Когда мама умерла от рака. Мы никогда не были особенно близки с ней, тем не менее меня увлекло чувство долга, мысль о том, что я должна пожертвовать собой на благо человечества в области медицины и в социальной области. И вот я здесь. Боюсь, это не очень интересный синдром.

– А что вы скажете обо мне? - спросил Дэмон, чувствуя, что должен задать этот вопрос. - На каком возрасте остановился я?

– Я недостаточно хорошо знаю вас… - Она снова улыбнулась. Чудесная, удивительная улыбка преобразила ее широкоскулое, спокойное, почти простоватое лицо, сделала ее моложе, еще привлекательнее. Светившиеся в ее больших карих глазах ласка, жизнерадостность и вера тронули его до глубины души; грубые мужские голоса, топот солдатских ботинок и даже бег времени неожиданно стали восприниматься им более остро.

– Говорите, говорите, - произнес он нетерпеливо, настойчиво, подстегиваемый выпитым джином, сознавая, что допускает какое-то нарушение, какое-то отступление, и тем не менее нисколько не раскаиваясь в этом. В его руке был прохладный, с влажными стенками бокал, его сердце билось учащенно, рядом с ним сидела девушка, казалось, испытывающая смутные желания, такая доступная и вместе с тем такая сдержанная. Жизнь. Теплая живая плоть.

– Нет, этот австралийский жаргон просто потрясающий. - o вмешался в их разговор Бен. - Он полон неожиданностей. Ты знаешь, Сэм, что означает по-здешнему «черниться»? Как ты думаешь, что это значит?