Тиамат - ЭКЛИПСИС

- Реннарте говорит, что Итильдин пошел с ними добровольно.

- Он лжет, государь.

- Ты говоришь об уважаемом человеке, моем первом советнике! Он был настолько великодушен, что даже попросил для тебя снисхождения, несмотря на то, что ты убил его возлюбленного. «Я не могу его простить, государь, - сказал он мне. - Но бог требует, чтобы мы проявляли милосердие». Его единственная вина в том, что он приглянулся твоему любовнику, Альва!

- Он запугал и совратил Итильдина! Вы бы видели его несчастное лицо, государь! Вы бы никогда не поверили, что он испытывал к Реннарте хоть что-то, кроме отвращения! А сейчас Итильдин совершенно беззащитен перед ним. Умоляю, государь, позаботьтесь о нем, он ни в чем не виноват! Я готов принять любую судьбу, только если Итильдин будет в безопасности! - И Альва упал на колени перед государем, в отчаянии заламывая руки.

Король Дансенну взял кавалера Ахайре за подбородок и долго вглядывался в его бледное лицо.

- Если бы я знал тебя хуже, то подумал, что ты просто не можешь смириться с изменой возлюбленного. Но даже если ты прав, Альва… Почему ты не вызвал Файриза на поединок по всем правилам? Ты даже не дал ему одеться!

Альва вздохнул.

- Реннарте пригрозил, что они не оставят Итильдина в покое. Я не сдержался и ударил его. И тогда энкина полез на меня с оружием, как был, голый. Что мне оставалось делать?

- Ох, Альва, Альва… Я тебя люблю, как любил твоего покойного отца, как любил бы родного сына. Но я еще твой государь и должен вершить справедливый суд. Будь у меня хоть одно доказательство твоих обвинений! Если бы Итильдин подтвердил твои слова! Но он не произнес ни слова со вчерашнего вечера.

- Пожалуйста, государь, дайте мне увидеться с ним!

- Я не хочу, чтобы он из жалости к тебе лгал. Я сам с ним поговорю.

Итильдин сидел в углу комнаты, где его оставили под охраной на ночь, спрятав лицо в ладонях. При взгляде на него король Дансенну ощутил пронзительную жалость. Груз вины буквально согнул хрупкую фигурку эльфа, и не было сомнений, что он не чувствует сейчас ничего, кроме страшного раскаяния.

Поглощенный своими мыслями, он даже не услышал шагов короля, и только когда Даронги положил ему руку на плечо, вздрогнул и вскочил на ноги.

- Государь…

- Нас никто не потревожит, - сказал король, силой усаживая его в кресло и садясь напротив. - Я велел охране никого не пускать. Того, что здесь будет сказано, никто не услышит, кроме меня, государя Криды. Я единственный в Трианессе, кто имеет право быть судьей в подобных делах. И мне придется выносить приговор твоему возлюбленному, кавалеру Альве Ахайре. Ты понимаешь, в чем его преступление?

- Это все произошло из-за меня, государь, я обманул Альву, и он…

- Ты здесь не при чем, - перебил его король. - Принц Файриз был заложником от энкинов, тебе это известно. Наказание за убийство королевского заложника - смерть, если нет смягчающих обстоятельств.

Лицо эльфа помертвело, он в ужасе смотрел на короля Дансенну, не в силах произнести ни слова.

- Возможно, ты не знаешь, что по кодексу Криды убийство из ревности тоже карается смертью. Приговор может быть смягчен только при условии, что обнаружится факт измены, обмана. Я знаю, что на балу ты сказал Альве, будто едешь домой, - так показали свидетели. Как ты оказался в саду, с советником и принцем?

Итильдин низко опустил голову и сказал еле слышно:

- Я солгал Альве. Мы договорились с советником Реннарте, что я уйду раньше и встречусь с ними в беседке.

- Альва позволил бы тебе встречаться с кем угодно, он не ревнивец и не ханжа. Зачем эти тайны, Итильдин?

- Я не хотел причинить ему боль.

Король Дансенну увидел, как слезинка прочертила мокрую дорожку на щеке Итильдина… потом другая… третья… Сердце его сжалось, но он силой принудил себя сохранять строгий тон судьи:

- Ты причинил ему боль своей ложью. Ты настолько не доверял своему возлюбленному, что не мог ему признаться? Почему ты ему не сказал? Отвечай мне!

- Я… не мог, - с трудом выговорил эльф. - Я не хотел… чтобы Альва думал, будто меня интересует кто-то еще. Я люблю только его.

- Тогда зачем, Итильдин? Зачем?

Эльф не отвечал, еще ниже опустив голову.

- Ты губишь его своим молчанием, - сказал Даронги жестко.

- Разве мои слова чего-то стоят? Я Древний и не гражданин Криды, - безжизненным голосом выговорил Итильдин. - Королевское правосудие не для меня.

- Кто сказал тебе эту чушь? - произнес король очень тихо и очень медленно. - Итильдин, кто тебе угрожал? Кто заставил тебя молчать?

Ни слова в ответ. Даронги повысил голос:

- Имя, Итильдин! Назови мне имя! Как государь Криды, я приказываю тебе говорить!

Молчание. Король встал, прошелся по комнате в волнении, потом сел и взял руки эльфа в свои.

- Мальчик мой, - сказал он мягко. - Я знаю Альву с самого его рождения. Он благороден и добр, хотя и вспыльчив. Была только одна причина, которая заставила его драться с принцем Файризом: он считал, что защищал твою честь, что тебя принудили к этой связи. Тебе придется стать передо мной в суде, чтобы подтвердить или опровергнуть это. И твое слово будет решающим. Мне все равно, что ты Древний, мне важно только то, что ты любишь Альву и можешь ему помочь. Не заставляй меня судить его строже, чем он того заслуживает. Скажи правду, Итильдин!

Медленно-медленно эльф поднял голову, и глаза его были полны боли.

- Пусть ваш гнев обратится на меня, государь, - сказал Итильдин тихо, но твердо. - Но пока жизни Альвы угрожает опасность, я буду молчать.

Такая решимость звучала в его голосе, что король сдался.

- До суда ты не выйдешь из этой комнаты, - сказал он сурово, вставая. - И если выяснится, что ты предал Альву, я прикажу в тот же час выслать тебя из Криды.

Суд состоялся через две недели. Все это время кавалер Ахайре провел под стражей. Рыдая, он умолял о встрече с возлюбленным, но король оставался непреклонен: пока Итильдин упорствует в своем нежелании сказать правду, свидание не состоится. Эльф же от свидания вообще отказывался, утверждая, что не может смотреть Альве в глаза.

После долгих размышлений король решил поддержать игру эльфа. Он приказал не пускать к нему посетителей, чтобы через них никто не мог оказать на него давление. Он усилил охрану Альвы, якобы опасаясь мести энкинов, хотя на самом деле все пятеро степняков, составлявшие личную свиту принца, были взяты под стражу через полчаса после ареста кавалера Ахайре. К Альве пускали всех желающих, чтобы они могли потом направо и налево рассказывать, в каком жутком отчаянии пребывает несчастный влюбленный и как он угнетен изменой своего драгоценного эльфа. У Даронги сердце кровью обливалось при взгляде на своего любимца, но Альва должен был страдать по-настоящему. Он только благодарил небо за то, что в натуре весельчака-поэта не было склонности к самоубийству, и надеялся, что страдания его окажутся не напрасными.