Валентин Сорокин - Макаки

И в гости ждет Кобозна Президент.

Кто пожирает наши леса

Перестроечная эпоха в литературе — уничтожение переводческой традиции, школы, отчуждение поэтов друг от друга по СНГ да и внутренним республикам России. Но национальным собратьям полегче: у них — газеты, у них — радио и телевидение, даже — журналы. А у русских поэтов что?

По какому экрану разрешат Жванецкие и Якубовичи сказать свое национальное слово Ивану Савельеву? В наших руках, русских руках, ничего нет, что помогало бы тебе, национально думающему и национально творящему русскому поэту. Хотя, спасибо, пока не сажают и не расстреливают нас.

Вон в тридцатые траурные годы как буйствовали Безыменские и Антокольские, Коганы и прочие Инберы? Эпштейн, он же — Михаил Голодный, великому русскому поэту Павлу Васильеву прямо и откровенно учинил приговор:

Я знаю:

Он снился тебе — забияка,

Повисший в петле

Над открытым окном.

Он шёл —

Ты ползком пробираешься в драку,

Врагам улыбаясь скуластым лицом.

Ох, поздно же, пташечка, ты запела.

Что мы порешили — не перерешить.

Смотри,

Как бы кошка тебя не съела.

Смотри,

Как бы нам тебя не придушить.

Будешь лежать ты,

Покрытый пылью,

Рукой прикрывая

Свой хитрый глаз.

Таков закон у нас,

Павел Васильев:

Кто не с нами — тот против нас.

А какая жестокость натуры, жестокость идеи, жестокость цели и какая беспощадность слова у русскоязычного стихоплета Эпштейна? Мало ему — влез в чужой мир прекрасного, нет, начал еще и хрюкать, швыряя свиным рылом грязь направо и налево, и впился клыками в Христосоподобный Образ Сергея Есенина, трактуя по-иудински великую судьбу:

Я знаю:

Он снился тебе — забияка.

Повисший в петле

Над открытым окном.

Ужас. Так сегодня в Израиле Шарон себя ведет: палестинцы — пыль, рабы, а евреи Богом посланы диктовать правила поведения им и планете. Но Павел Васильев вёл себя не ползущим, а скачущим в бой за Русь Коловратом...

Больно мне, седому поэту русскому, осознавать, что оттеснение нас уже десятилетиями продолжается. Больно мне видеть русских трусов, ничтожных рифмачей: ведь трусость русского поэта — первый признак его несостоятельности, им самим ежесекундно слышащим её.

Больно и стыдно мне, седому русскому поэту, читать жидовствующие страсти в “Российском литераторе” на действительно русских поэтов, патриотов русских. Зачем понадобилось редакции газеты шипеть и кусать крысино талантливого Максима Замшева? Иван Голубничий и Максим Замшев за одну только свою окрыленную публицистику — достойны уважения, но они — отважные журналисты, редакторы, но они — очень одаренные поэты, не роняющие русского национального авторитета. Зачем их мазать?

Почему бы “Российскому писателю” не сказать доброе слово о Савельеве Иване, москвиче смоленском, о нём, русском страдальце, честном и работящем человеке и поэте? Газета и меня иногда стремится пнуть, но я их жидовских тапочек не слышу. Перед героями моих поэм — Евпатием Коловратом, Степаном Разиным, Емельяном Пугачевым, Дмитрием Донским, Георгием Жуковым, Игорем Курчатовым, Юрием Гагариным, Зоей Космодемьянской, и мыши, грызуны, мне кажутся соловьями...

Русская совесть все видит!

Русская совесть подлости не простит!

Когда выползал на экран Бурбулис или Гавриил Попов, или с юркой одышкой выскакивал Гайдар, или с экрана гундявил Кириенко, я ничему не удивлялся: измятые американскими долларами и обсосанные народным гневом, они, похожие между собою интернациональною подлостью шакалы, чем удивить меня могли, тем более — порадовать? Напомётили, заразники, и удалились.

А чем удивит или осчастливит нас Греф? |Начал же он пожирать около древних русских дорог и около городов и деревень леса закадычные наши, никто не удивился: лишь плевались многие в его сторону, но разве он, пахнущий гадостями кремлёвский Греф, ощутил? Презрение народа — их навязчивая тоска: догадываются, нашельцы, мол, сильно мы русским напакостили на всех просторах державы. Больные жадностью и убогие смыслом судьбы.

И — ещё терпимо. Ещё — Грефов чуток вынести можно. Нервы не лопнут. Но вот министры и премьеры, а за ними — президенты, мимикуя и кокетясь, стараясь нормально показаться, принимаются разглашать гениальные решения увеличить пенсию на 120 рублей, овевая страну благородством и ветром успехов, а сынок вороватого банкира Смоленского, двадцатитрехлетний миллиардер, покупает автозавод в Англии, подражая Абрамовичу, ну как удержаться русскому народу, чтобы не дать пощёчину правителю?

То собратья по грабежу России миллиарды уволокут на Запад!

То областные и республиканские карманники миллиарды стибрят!

То золотые запасы России вдруг пропадут в джунглях США!

То льготные нищие копейки Кремль сдирает с нищих старух и стариков!

То новорусские мерзавцы, новоордынцы, захватят наши реки и озёра!

Милиционера, взяточника, ловят, а Басаева нет!

Да, зачем же ты, премьер, лжёшь? Зачем ты рядишься под заботливого? И ты, президент России? Считаешь нас дураками? Думаешь, мы не замечаем разницы между народом и вами? Не видим разницы между нищим инвалидом войны и обожравшимся алмазами Абрамовичем? Ваши заботы — яд!

Ваша российскость — псевдоним изменников!

Ваша молитва — страх перед собственной мерзостью!

Вам, живым, не будет утоления!

А мёртвым — покоя!

Сегодня вызывать Зурабова на экран и рассуждать с ним о том, что лучше деньгами заменить льготы крестьянам, поскольку на селе ни вода, ни газ, ни электричество не подаётся, а уж лекарств, разумеется, вовсе бесплатно никто не пожалует старику, — жалкая репетиция правителя, глупая реклама беспокойства о народе: не ставить государственно, не собирать силы на лечение смертельного сельского хозяйства, не решать отважно и надёжно судьбу русской деревни, а мелькать, как хихикающий Петросян по телевизионным сценам.

Да и беда городская в России с квартирами и рабочими местами, беда со взятками чиновников и адвокатов, судей и прокуроров, беда с поголовным пьянством за рулём и у станка, беда с захватом рынков, куда честный труженик не допускается продать курицу или картошку бандитами, беда с отчей землёю, захваченной приватизаторами, банкирами и заводчиками, побеждается и ликвидируется встречами на экране с Кудриным или Фрадковым, бездарно и постыдно адресуемыми нам. Безгрешная ирония.

Путин:

— А, как там, на Камчатке, нашли упавший вертолёт, обломки привезли?

Фрадков:

— И, даже пропеллер, Владимир Владимирович, солдаты во мху откопали!

Путин:

— Замечательно. А как с мобильниками у-у-у бабушек под Чупой?..

Фрадков:

— Кудрин выделяет на 120 рублей больше для их деревушки на 2005 год!