Георгий Катков - Февральская революция

Дела нередко приводили Пуришкевича к столкновениям с прави­тельственной администрацией. По характеру они очень напоминали те столкновения, которые так усложняли сотрудничество правительства и общественных организаций. В 1916 г. Пуришкевич присоединился к атаке на правительство, которую вел Прогрессивный блок, внеся в нее обычный темперамент своих думских речей. Он не мог не поддаться искушению, он должен был вместе с Феликсом Юсуповым спасти Россию от "темных сил".

Третьим участником заговора был великий князь Дмитрий Павлович, чье сообщничество не только добавляло блеска всему предприятию, но и значительно убавляло его очевидную рискованность.

Здесь незачем еще раз пересказывать, как именно совершилось убий­ство, не к чему перебирать чудовищные подробности. Нас интересует, прежде всего, политическое значение факта. Не следует обманываться относительно реального политического влияния Распутина под чарами сложившихся о нем легенд. Важной чертой характера императрицы была потребность в духовном руководителе. У Распутина были предшественники, и если бы все шло по-старому, то появились бы и преемники. И по самому типу мистицизма императрицы эти люди неизбежно оказывались шарлатанами, которые, в большей или меньшей степени, использовали свое влияние в собственных интересах. Положение Распутина невероятно упрочилось благодаря его способности к гипнозу.

Упоминавшаяся способность Распутина облегчать страдания цесаревича нисколько не таинственна. Разумеется, гипноз не может изменить состав крови и заставить ее сворачиваться нормально. Хорошо известно, однако, что результатом гипноза может быть сужение сосудов, в этом случае его действие сходно с влиянием адреналина и подобных ему медикаментов. Императрице же вмешательство Распутина казалось чудесным, так же, не­сомненно, думал и ее муж. Поэтому для них слухи о распутинском разврате имели мало значения. Государь знал, что нравы петроградского общества, в котором вращался Распутин, не слишком высоки, и поэтому случайные грехи "божьего человека" приписывал пагубным влияниям и искушениям столицы, которым трудно сопротивляться простому, но в основе своей здоровому сибирскому мужику. В этих кругах пьянство и разврат были обычным явлением, и если государь терпел подобное у придворных, то преданного друга следовало не более как побранить и усовестить. Обвине­ния, которые возводились на Распутина, часто украшало обыкновенное русское вранье, т.е. совершенно особый вид лжи, выворачивающий истинный факт в том именно направлении, которое нужно, чтобы обманываемый непременно этой лжи поверил.74

Кроме того, государь не вполне доверял полицейским доносам, прекрасно будучи осведомлен о провокаторской практике полиции и фабрикации фальшивых дел. И тем не менее теперь уверенно можно утверждать, что сведения о дебошах, которые под конец жизни устраивал Распутин, дошли не только до государя, но и до государыни. Генерал Воейков, бывший дворцовый комендант, писал генералу Спиридовичу, что долг службы вынудил его уведомить царскую чету о содержании полицейских докладов и что это сильно огорчило императрицу и вызвало ее гнев.75

Был и еще пункт, который, очевидно, беспокоил государя, - неповрежденность православной веры Распутина. Следует напомнить, что еще в 1912 году, когда Гучков впервые заговорил о Распутине в Думе, слухи о связи Распутина с сибирским сектантством ходили по всей России. Тогда же государь поручил Родзянко выяснить всю правду - верно ли, что Распутин сектант хлыстовского толка, или нет. Примерно в то же время Распутина яростно стали обличать многие православные епископы, которые поддерживали "истинно Божьего человека" и "великого раскаявшегося грешника" в начале его петербургской карьеры.

То, что известно о характере царя и о мистических наклонностях его жены, позволяет думать, что будь доказана предосудительная связь с хлыстами — и отношениям с Распутиным пришел бы конец. Не впервой было царской чете расставаться с "посланником небес", уличенным в неблаговидности земных его дел. Этого, однако, не случилось. И не только потому, что в заключении Родзянко не утверждалось ни "да", ни "нет". В пользу Распутина поступило чрезвычайно авторитетное свидетельство, и с совершенно неожиданной стороны.

Владимир Бонч-Бруевич, несомненный авторитет в вопросах русского сектантства (он выпустил многотомное исследование о сектантах с при­ложением сектантских духовных книг), торжественно засвидетельствовал религиозную ортодоксальность Распутина. В левом журнале "Современник" было опубликовано его письмо издателю", и оно произвело значительное впечатление не только на широкую общественность, но и на русский епископат.77

Бонч-Бруевича, по его утверждению, интересовало только одно – сектант Распутин или нет. Вьшод его таков:

Познакомившись с Г. Е. Распутиным-Новым и проведя много времени в ходе семи исчерпывающих с ним разговоров, считаю своим моральным долгом высказать свое мнение по вопросу, является ли Распутин сектантом, тем более, что этот вопрос был затронут, хотя и не прямо, в интерпелляции в государственной Думе и в некоторых выступлениях депутатов при обсуждении бюджета св. Синода. Строго ограничиваясь упомянутым выше вопросом, я заявляю, что Григорий Распутин является типом православного крестьянина из далекой и отста­лой, провинциальной России и не имеет ничего общего ни с каким сектантством. Будучи более осведомленным о догматической стороне доктрины православия, чем это наблюдается среди крестьян, и зная библию и евангелие значительно хуже, чем большинство сектантов, Григорий Ефимьевич признает все таинства, ритуалы и догмы православной церкви именно так, как они толкуются в православии, без малейших отклонений или критики. Он считает, что было бы чрезвычайно грешно и безнравственно даже обсуждать такие вопросы, ибо, как он сказал мне, "нечего мирянину обсуждать вопросы, установленные самим Господом".

Бонч-Бруевич сообщал, что Распутин чтит иконы, которые, говорит он, "всегда напоминают нам о житиях святых нашей церкви, а в таком напоминании мы, грешные, всегда сильно нуждаемся".

Бонч-Бруевич затем яростно нападает на тех, кто употребляет унизи­тельную кличку "хлысты", оскорбляя раскольников и злословя на таких неповинных людей, как Распутин. Он говорит об

усердных преследователях религиозных диссидентов в России, безнаказанно и безответственно употребляющих это выражение против кого бы то ни было, и особенно против тех, кто выходит из крестьянской среды, кого эти преследователи хотят оскорбить и унизить и подвергать гонениям любой ценой и просто терзать психически и физически, невзирая ни на какие существующие законы, декреты и манифесты о свободе совести.