Александр Архиповец - Танцующая в пламени.

Фергюста, но боли он не ощутил, лишь приятное тепло, согревшее сердце и душу. Миледи поднесла Нико к пылающей свече, и саламандра грациозным прыжком возвратилась в родную стихию. Пламя уменьшилось до обычных размеров.

Фергюст с удивлением рассматривал свою руку. Она была невредима, в отличие от сгоревшего по самый локоть рукава камзола.

- Кажется я на верном пути… - прошептала герцогиня. И уже совершенно иным, более жестким тоном продолжила: - Гак и моя любовь, словно Нико, живет в пламени, да иногда на лезвии меча. Тут ничего не изменишь. Либо примите, как есть, либо сразу и навсегда откажитесь. Меня, как и саламандру, не удержишь в узкой клетке привычных нравов и понятий. Я либо сгорю сама, либо сожгу окружающих. В этом моя сила и проклятие. Прошлого у меня нет, так что не ищите, милорд, а лучше загляните в свое. Тогда Вы разгадаете многие тайны. И еще немедля ответьте: кто я здесь?

Пленница? Наложница? Жена?Решайте сразу - мне уйти или остаться? Я жду.

Как всегда, в их словесных баталиях Лавра одержала безоговорочную победу. Герцог окончательно смешался и не мог произнести ничего вразумительного. Лавра находилась далеко за пределами его понимания. Но одно Фергюст знал твердо: он безумно влюблен. Сама мысль о возможности потерять ее была невыносимой.

- Останься, Лавра… умоляю, останься… - лепетал он, вытирая со лба дрожащей рукой выступивший пот.

- Остаться? Но в роли кого?

- Будь моей женой! - выдохнул сраженный герцог и упал на колено.

Сияющие глаза миледи стали ему наградой. И Фергюст вдруг поверил, что тоже любим. Может, оно так и было. Вспыхнуло пламя и сверкнуло лезвие меча. На этот раз по нему не лилась горячая человеческая кровь, а появилось столь ярко воспетое Лаврой дивное чувство. Оно щедро даровало влюбленному незабываемые минуты счастья. В довершение ко всему, миледи, склонив голову на плечо Фергюста, ласково проворковала:

- У нас будет ребенок.

Небеса разверзлись над Великим Герцогом Торинии…

Через неделю свершился обряд бракосочетания. Хотя и был он не по рангу скромным, но тысячи алых роз приветствовали молодоженов. Они как бы заменили собой гостей. Завершилась столь необычная свадьба небольшой пирушкой. К сожалению, на ней не было бесследно исчезнувшего де Гри, его так и не смогли найти.

Вскоре после возвращения в Тор Макрели вновь отправился в путь.

Граф ехал в Крид, чтобы доставить письмо Фергюста главному Советнику

Императора, Рею Лориди, а также привезти выздоравливающего Рича.

Доверить столь важную миссию кому-то другому герцог не рискнул.

Дело было исключительно серьезным. В послании он с величайшей деликатностью и осторожностью излагал события, произошедшие на обратном пути в Торинию. Каждое слово и фраза, прежде чем быть написанными, тщательно обдумывалось и взвешивалось. Не меньше зависело и от дипломатических способностей и ума Макрели. Позиции

Фергюста были достаточно шаткими, да и риск - немалым.

Вернулся граф без де Гри, да к тому же еле живой. Он долго не мог ничего рассказать то и дело впадая в прострацию. Фергюсту оставалось лишь гадать, что произошло в Криде.

В ответном письме Лориди в обтекаемых выражениях уведомлял герцога о том, что Императору все известно и советовал проявить крайнюю осторожность в принятии решений, особенно в личной жизни.

Он обещал выяснить судьбу пропавшего барона де Гри. Завершалось послание Советника заверением в благосклонности Ригвина к Торинии и к герцогу в частности.

Сопровождавшие графа слуги тоже ничего не знали. Они все, как один, твердили, что ни де Гри, ни лекаря не видели. Более того, бесследно исчезли и охранявшие их солдаты. Расспросы соседей метра ни к чему не привели. Услышанное невольно наводило на мысль, что в этой истории замешаны самые высокие круги, и объясняло, почему

Лориди известны тайны Фергюста.

Когда же Симон полностью пришел в себя, то смог рассказать герцогу подробности своих злоключений. До самого Крида граф доехал на удивление благополучно. Поначалу он опасался засад на горном перевале и в землях убитого Ралина. Но, к счастью, боги были благосклонны к нему. Удача изменила уже в столице. Началось с того, что на двери дома Фуше красовалась большая городская печать, отпугивая грозным видом непрошенных гостей.

Во дворце Императора посла встретили тоже довольно-таки холодно.

Ригвин графа не принял, да и Лориди особенно не церемонился, уделив аудиенции несколько минут. Прочитав послание Фергюста и бегло осведомившись, где Макрели остановился, советник велел отправляться в свои покои и ожидать ответа. Обсуждать судьбу пропавшего барона он и вовсе не стал, пропустив вопросы мимо ушей. Так ничего и не добившись, Симон неожиданно застрял во дворце.

В тот же злополучный день Макрели заболел и почти трое суток метался в бреду. Странные снились ему кошмары - все один к одному.

Граф переживал события последних недель: сопровождал Фергюста в

Крид, брел в компании друзей к реке, знакомился с загадочными

"летучими мышками", любил Лиру, $атем сжимал ее бездыханное тело в объятиях, сражался с неизвестными и отступал, помогая раненому другу, с подозрением и опаской поглядывал на загадочную миледи, спешил за лекарем, "гостил" в замке Ралина, становился невольным свидетелем безумной любви Фергюста и Лавры, участвовал в ее колдовстве, видел огненную дорогу и пылавший замок - и так раз за разом - до полнейшего изнеможения… Грань, за которой поджидало безумие, была совсем близка.

После странной болезни граф так ослаб, что чуть не отправился к праотцам. Но все же хворь превозмог, хотя и не до конца.

Обратную дорогу Макрели помнил плохо, словно во сне.

"Не обошлось тут без черной магии и демонических штучек Лориди",

- решил про себя Фергюст.

Если бы он только знал, насколько близок к истине! Но это уже совсем другая история.

Жизнь неумолимо шла своим чередом. Незаметно пробегали пни, недели. Фергюст изо всех сил старался угодить молодой жене, создать покой и уют. Беременность нисколько ее не изменила. Чувствовала миледи себя прекрасно и привычек, а тем более стиля жизни, менять не собиралась. Постепенно у нее сложился свой замкнутый мирок, доступ в который был весьма ограничен. Фергюст лишь иногда проникал сквозь его незримые границы, конечно же, с молчаливого согласия Лавры.

Герцогу казалось, что жена невыносимо страдает от вынужденного бездействия. Он понимал, что пройдет совсем немного времени и наступит очередной резкий перелом, страшился его, по не знал, что предпринять.

А Лавра Торинская вела активный образ жизни. Увеличивающийся животик нисколько ей не мешал. Герцогиню можно было видеть и в самых глухих местах огромного розового сада, и верхом на полюбившейся вороной лошади в предместьях Тора, и на городском базаре в компании заезжих факиров. Но больше всего ее интересовали два необычных места