Александр Архиповец - Танцующая в пламени.

Минуло семнадцать лет…

"Много воды за это время утекло в реках, еще больше песка унес в даль ветер. Лишь розы Торинии по-прежнему неповторимо прекрасны…

Подросло молодое поколение, а я совсем ослаб", - так размышлял седой герцог, медленно поднимаясь с трона. Теперь волшебный Перлон заменял ему посох.

Воспоминания, растревожив душу, влекли Фергюста в храм Перуна, некогда восстановленный из руин по настоянию Лавры. Туда, откуда миледи канула в вечность. Туда, где так любит бывать их Софья.

Медленно, по-стариковски неверной, шаркающей походкой, герцог бредет к утопающему в розах святилищу. Проходя по благоухающей аллее, он всегда думает одно и то же:

"Кем же была моя жена? Человеком или демоном?"

Этого Фергюст не понял до сих пор. Он знал лишь одно: ее любовь, а может быть, всего лишь прихоть, оставили в судьбе неизгладимый след, позволили прикоснуться к тому, что не дано простому смертному.

ОН ВИДЕЛ ТАНЕЦ САЛАМАНДРЫ! Танец, опаливший судьбы других и забравший множество жизней. Ну а что же он сам? Пламя до сих пор ласкает его тело, не оставляя ожогов. По воле богов сей необычный дар унаследовала и дочь.

Софья! Но кто же в таком случае она? Наследница престола, роза

Торинии, как величают ее в герцогстве? Или, быть может, в чем трудно признаться даже самому себе, демоническое существо - дочь саламандры?

Фергюст не раз, стоя на коленях в храме, мысленно задавал этот вопрос основателю своего рода, так почитаемому и любимому Лаврой богу Перуну. Но тот, в ответ, с иронией глядя на просителя, загадочно улыбался и при этом как бы говорил:

- Потерпи, старик, еще немного. Истина, которую ты так ищешь, где-то совсем рядом…

О молодость! Чудесный дар богов!

Полет сердец лишенный всех оков!

И неуемное кипение страстей,

И ожидание счастливых лишь вестей.

Хвост дракона, словно смертоносный меч, разрубил ночное небо на две почти равные части.

Всегда неимоверно глубокое, пронизанное мириадами особенно ярких в конце лета звезд - сейчас, оно поблекло, затаилось. Даже извечные сестры-соперницы за трон королевы ночи Тая и Гея, спрятавшись за молочной вуалью, не рисковали открывать свой лик.

На небосклоне властвовал лишь он один, прилетевший из невообразимой дали, посмевший соперничать с самим Оризисом, не желавший уступать ему место даже днем. Непослушные звезды, дракон играючи швырял вниз, сжигал яркими точками, нещадно сек землю огненным дождем. И пусть его капли не достигали цели, сгорая по пути, но страх наполнил души людей, заставил умолкнуть птиц, а зверей забиться глубоко в норы.

Лишь ворки, поднимая мохнатые морды кверху, злобно скаля зубы и сверкая желто-зелеными глазами, тянули свою жуткую погребальную песнь. Она спустились с Лотширских гор, оставив без присмотра

Урочище Саламандр, где раз за разом сверкали молнии, не сопровождаемые привычными раскатами грома, подошли вплотную к стенам

Лота. Они несли с собой смерть, вселяли ужас в сердца затаившихся за деревянными стенами людей и уходили лишь на рассвете, чтобы с наступлением сумерек вернуться вновь…

В Торе не было ворков, но страх крепко держал его жителей холодными, липкими пальцами за горло. Вместо беспощадных бестий в город проникли укутанные в мышино-серые рясы служители Создателя во главе с немощным Фергюстом. С пеной у рта они предрекали еретикам геену огненную. Призывали раскаяться, придти в лоно Истинной Веры, разрушить храмы языческих богов.

Наступили смутные времена…

Далеко-далеко, за горным перевалом, среди холмов и бескрайних полей Дактонии тоже было неспокойно. Гордые дактонцы, не склонившие голов, а так, лишь чуть нагнувшие их перед Создателем, презрительно смотревшие в лицо смерти легионов герцога Ригвина, семнадцать лет тому назад пришедших наказать их за гордыню и непослушание. Они не могли не видеть дурных предзнаменований: птиц, на месяц раньше улетевших за Мильское море, рыжих трудяг-пчел да мохнатых шшелей, упорно не желавших покидать свои ульи. А также трусливо подвывавших на Небесного дракона собак, ранее не боявшихся бросаться на случайно забредшего в их края одинокого ворка. На стремительно дорожавшие зерно, сушеное мясо и рыбу…

Да что там гадать… Прилетавший раз в триста лет Небесный дракон знаменовал беду. Его тень пала на землю…

Леон за эти годы ничего не забыл… Ничего…

Ни яркого, слепящего в кромешной мгле, света факелов потрескивавших в руках Филиппа и Власта, ни угрюмых каменных сводов беспощадно сжимавших, то будто сжалившись, на время отпускавших подземную реку из вечного плена; ни журчания ее мрачных вод, вселяющих в душу страх - то стремительно несущихся в узких местах, то плавно текущих в широких галереях.

Холод, царивший в подземелье, казалось, терпеливо дожидался своего времени, чтобы вырваться на поверхность и завладеть всей

Лотширией, открыть дорогу колючей и безжалостной горной зиме.