Александр Архиповец - Танцующая в пламени.

Пока Гном, ощупав глазами Магдаю, делал заказ, Ризек с Вороном пошли к стойке. Хозяин, не смотря на отрубленное ухо, видать на слух не жаловался. Вытянув нижнюю меньшую пробку из лежащей на подставе бочки, наливал в глиняные кружки пиво. Оно лилось тонкой струей, и почти не пенилось.

Ворон облизнул пересохшие губы.

Крол довольно громко, словно нарошно, стукнул кружками о стойку и, наконец, обжег сверкнувшими из-под мохнатых бровей угольками черных глаз. На Ризеке его взгляд задержал чуть дольше.

- Пейте. Пиво, господа, у меня отменное. Небось, приехали издалека? Ранее здесь не бывали. Я бы помнил.

Неловко оступившись, желая сохранить равновесие, схватился за стойку.

- Видать, хозяин, ты тоже не всегда держал трактир?

Осушив за раз полкружки, и утерев рукой мокрые губы, вопросом на вопрос, ответил Ворон.

Было в его интонации нечто такое, что не позволило Ташеру отделаться пустой шуткой.

Немного помолчав, он тяжело вздохнул.

- Да, в жизни было всякое…

Ворон внимательно рассматривал старика. Наконец, придя к определенному выводу, кивнул Ризеку. Тот положил на стойку отцовский перстень.

Недоумение в глазах трактирщика сменилось изумлением. Он снова, на этот раз более пристально, впился глазами в лицо Филиппа.

- О боги! Ваша светлость… Я уже и не надеялся! Говаривали, что проходимец Фовер Вас - в железо, да - на Тор. Я даже подумывал:

"Не ко мне ли Ваша светлость шли…"

- Прикуси язык, старик! - угрожающе, словно рассерженная змея, зашипел Ворон. - А то, как бы сам не очутился в железе.

- Да полно,.. полно… в трактире почти никого. Все нормально.

- Тапир, да как же ты меня узнал? Ведь прошло-то почти двадцать лет.

- Батюшке Вашему служил… Но что Вашей светлости - вот уже не гадал. А что признал, ничего удивительного. Схожи Вы больно с ним,.. батюшкой Вашим,.. по молодости.

- Магдая! Магдая! Вино господам принеси из погреба, пятилетнего арвуда, с Ириса. Да дверь не закрывай. Распробуют, еще закажут.

Присядьте пока, уважаемые! Перекусите немного. А чуть позже спустимся в погреба, наберем на дорожку винца.

На удивление, оно оказалось весьма недурственным. Впрочем, как и поданные блюда. Филипп, и тот, ел с удовольствием. После того, как они нашли харчевню Тапира, настроение у всех значительно улучшилось.

Похоже, один из трех известных ему тайников цел.

Допив вино, Ворон задумчиво посмотрел на Ризека. Затем в полголоса пробормотал:

- Сколько глупцов сложило свои головы на плахе, лишь потому, что считали, будто стены не имеют ушей. Другие - получили в грудь арбалетный болт, гордо выпятив ее там, где стоило бы постоять в тени. Если хочешь долго жить, Ризек, запомни мои слова.

Филипп недовольно нахмурился: "Мало мне Бареля, так еще и этот поучает".

Подобревший после выпитого, насытившийся Гном удивленно поглядывал то на одного, то на другого.

Появившийся за стойкой Тапир, подал знак.

- Гном! Останешься здесь. Смотри, чтобы никто вслед за нами не полез в погреб, - вставая, велел главарь.

Первым, припадая на искалеченную ногу, спускался трактирщик.

Вслед за ним, держа в руке масляный светильник - Филипп. Замыкал процессию, аккуратно ступая на жалобно скрипевшую деревянную лестницу - Ворон. Подвал был не особенно глубок, но сух и прохладен.

Трактирщик зажег, висевшие на стенах факелы, и темнота отступила.

Вдоль стен лежали большие и маленькие бочонки.

- Отодвиньте вот ту.

Смахнув рукавом пыль и паутину, показал на углубление.

- Ваша светлость, вставьте печать.

Стена беззвучно отошла в сторону, открылась ниша, в которой лежали три полупустых бурдюка. Филипп нетерпеливо протянул руку - вес впечатлял.

Он уже хотел распороть один ножом, но Тапир остановил, предостерегающе подняв руку.

- Погодьте, Ваша светлость! Везти-то, как собираетесь? Стражи в городе полно. А так, долью вином,… никому и в голову не придет.

Кожа бурдюков особая, не смотрите, что давно лежат. Еще Ваш батюшка позаботился. Вот только вина из них пить нельзя. Хоть вкус и не меняется, но становится ядовитым. Можно и душу Трехглавому отдать…

Вскоре, они двинулись в обратный путь.

Увидев "старых знакомых", старший воротной стражи криво ухмыльнулся.

- Ну что, висельники, нашли работенку? А? Не взял вас де Фовер?

Верно я говорю?

- Да, видать, ты и сглазил, - недовольно огрызнулся Ворон. -

Набрали паршивого вина, сожрали вонючую капусту с бараньими костями и всех-то делов!

- То-то я гляжу бурдюки полные! - Ну-ка, ты, гномья морда, отлей-ка нам кувшинчик!

- Что я? Я с превеликим удовольствием! - живо отозвался крепыш.

- Тащи тот, что побольше. Выпьете за здоровье моей матушки.

Вскоре стены Лота остались позади. А впереди,.. впереди их ждало

Кале, где Ворон почему-то назначил сбор своей ватаги.

И лишь на лице Гнома, предупрежденного, что вино в бурдюках ядовитое, еще долго цвела на лице счастливая улыбка…

Служка не лгала - вино действительно оказалось превосходным: крепким, ароматным, пьянящим. Вот только ни вкуса, ни богатства букета Леон достойно не оценил. Им безраздельно завладели страх и животная тоска. Он очутился в смертельной западне. Хотелось завыть, подобно раненному ворку. Даже страшно представить, что с ним будет, когда раскроется подмена. Рук палача не миновать! Уж лучше удавиться самому.

Ужас холодными, липкими пальцами сжал горло. Лишь спустя сутки, юноша стал понемногу приходить в себя. Вначале он разозлился.

- Провели, словно ребенка. Сделали разменной монетой в игре

Ловсека-Макрели, который небрежно, между прочим, принес его в жертву. И, скорее всего, об этом уже забыл. Затем злость сменила ярость.

- Нет, далеко не случайно отец стал смертельным врагом Симона,

Мартина и Фергюста. Да, не случайно! Не сомневаюсь - на это были весьма веские причины. Не гоже и мне падать духом и сдаваться без боя. Нужно обязательно найти выход, выжить и с лихвой вернуть должок.

Стоило взять себя в руки, и ситуация стала представляться не такой уж безнадежной, хотя и выхода он пока не видел. Для начала

Леон изучил тюрьму, желая найти в ней хоть какое-то слабое место.

Охрана надежная, через окно тоже не сбежать: отвесные стены, острые камни, бескрайняя гладь моря. Без посторонней помощи не выбраться.

На служанку тоже надеяться не приходится. Для него - ее уши залиты воском. Убрать покои, покормить - это она еще может, а вот насчет всего прочего - безмятежно глуха.

Юноша тщательно перебрал (благо времени было предостаточно) доставшиеся от миледи, назвавшейся Салмой, "наследство". Совершенно ненужные здесь наряды, благовония, мази, пригоршню серебряных монет.

Одну из них он даже сунул служанке. Та молча взяла, но при этом на ее лице не отразилось никаких эмоций.