Александр Архиповец - Танцующая в пламени.

Карету Софьи сопровождало восемь стражников. Вдвое больше обычного. Встречные горожане моментально прижимались к стенам домов или исчезали в подворотнях.

Незряче глядя в окно, углубившись в себя, сосредоточенная на ощущениях в плече, Софья молчала. Казалось, совершенно не замечая сидящей напротив спутницы.

Та тоже прикусила язык. Не решалась первой начать разговор. Хотя, в лучшие дни, они могли болтать, словно добрые подруги. Но в последнее время это случалось все реже. Принцесса стала более замкнутой и неразговорчивой.

Бывший пустырь, а теперь с легкой руки ее матери, - парк с часовней и башней Перуна оцепили солдаты. После сегодняшней смуты герцог велел доступ люду сюда закрыть.

По аллеям уже шли вдвоем. Все также молча. Софья чуть впереди, а

Янина с увесистым свертком - позади.

Но сразу в часовню попасть не удалось. Там, как всегда в это время, затворился отец.

Присели на мраморной скамье, чуть поодаль от входа, в тени голубой вели, среди благоухающих роз.

Саламандра на плече шевельнулась чуть сильнее, нетерпеливо поскребла коготками.

- Потерпи немного, малышка, - беззвучно попросила Софья. - Отец скоро уйдет.

Она не знала, что станет делать в часовне, надеялась на интуицию.

Внутренний голос должен подсказать, как правильно поступить. Пока же, желая унять нетерпение, немного расслабившись, стала рассматривать небо.

Привычные розовые тона с приходом Небесного Дракона постепенно уступили место желтизне. В полуденные часы, во время особенно сильного зноя - оно становилось оранжевым. Казалось, Оризис раскалил небеса, желая сжечь, или хотя бы изгнать непрошенного гостя.

Даже здесь, в тени вели, горячий воздух был тягуч, сушил и давил на грудь. Лишь розы, которые поливали каждый вечер, цвели и благоухали по-весеннему, радовали глаз свежей зеленью.

Наконец, отворилась дверь часовни. Фергюст, опустив голову, что-то шепча в седую бороду, никого не замечая, пошатываясь, побрел к карете. Его поддерживал под руку молоденький офицер.

Софья, дождавшись, когда они скроются из виду, молча поднялась и направилась к приоткрытой двери.

- Госпожа! Госпожа! Мне идти с Вами… или остаться? Ожидать здесь…

Та, непонимающе оглянулась. Похоже, она не поняла вопроса.

- Что?

- Простите, я спросила - идти ли мне за Вами?

- Тебе? Ах да! Занеси мои вещи, а потом, как хочешь. Нет, лучше побудь за дверью.

В часовне, как всегда, царили прохлада и полумрак. Словно за ее стенами не было нестерпимого зноя и слепящих лучей разгневанного

Оризиса.

Когда дверь за Яниной бесшумно затворилась, Софья, развязав кожаную тесьму, достала из полотняного мешочка магическую книгу, чашу и подсвечник, с которого в прошлое полнолуние сбежал дракончик.

Прислушиваясь к замершей на плече саламандре, стала одну за другой листать страницы.

Вдруг мифический зверек шелохнулся, как бы давая знать, что нужный рисунок найден.

Софья внимательно всмотрелась в изображение. Непонятные руны она и не пыталась расшифровать. "И так - чаша, подсвечник с горящей свечой, овальное зеркало. Где его тут взять? Ну что за глупый вопрос? Конечно же, щит Перуна".

Свечу, как и прошлый раз, зажгла от светильника, выстроила нужную последовательность. Все вроде так и не так. Присела на мрамор, стала внимательно вглядываться в огонь. Но чувствовала - чего-то не хватает: "Ах да! Матушкин медальон!"

Опять присела в ожидании чуда. Ничего не происходило.

"Как же было прошлый раз? Если голубое платье и золотые серьги, то их больше нет. Еще была черная роза с острыми шипами. Конечно, кровь! Моя кровь!" Саламандра на плече возбужденно встрепенулась, вильнула хвостиком.

Софья вытянула из волос золотую заколку, и вся сжавшись в предчувствии боли, уколола безымянный палец левой руки, крови не было. Пришлось колоть еще, намного сильнее. На этот раз красная и горячая она потекла капля за каплей. И вот уже в чаше набралось маленькое озерцо, в котором почти утонул зеленый камень. Слизнув остатки, она заняла прежнее место и стала всматриваться в пламя свечи.

Понемногу, все окружающее исчезло. Девушка не видела, как ожил алтарь, повеял легкий ветерок, принеся ночные ароматы. Послышалась трель далекого соловья. Статуя Перуна по-прежнему осталась недвижной. Зато дракончик, сразу почуяв человеческую кровь, высунул раздвоенный язык и завертел головой. Слетел со щита, дразня, щелкнул зубами у носа, сердито глянувшей на него, саламандры, уселся на край чаши. Напившись вдоволь девичьей крови, пролетел над пламенем, вернулся на прежнее место, на подсвечнике. Огонь, словно черпая из него силы, стал многократно разрастаться, искриться и слепить.

Перекинулся в чашу. В бурлящей стихии родилась гигантская саламандра.

"Тетушка Нико!" - мысленно воскликнула Софья.

- Я рада, девочка, что ты услышала мой зов. Твое появление во внешнем мире не осталось незамеченным. Ты невольно сделала выбор и теперь вплетена в волосы Ариадны.

- Какой выбор, тетушка?

- Ты пыталась перечить воле Создателя. Оборвать не принадлежащую тебе нить.

- Какую нить?

- Жизнь Светлого Странника.

- Но я не знала…

- Это не имеет значения. Ты инициирована по праву крови огнем, но не полностью. Это нужно срочно исправить - иначе тебе не выжить.

Ступай за мной. Все еще в человеческом обличье Софья ступила в огонь и очутилась в гигантской чаше. Языки пламени протуберанцами уносились в бесконечную темноту.

- О Великий и Вечный! К тебе явилась одна из нас. Прими ее в свое лоно! Посели в ее сердце неугасимую искру, инициируй сущность огнем, даруй изменчивость форм, согрей и защити несмышленое дитя!

Казалось, что в эти мгновенья Нико сама является божеством, суть которого - Пламя.

- Мы приносим тебе в дар чистую, непорочную душу, не знавшую огня страсти и любви, прими ее и откликнись на мой зов! Готова ли ты стать частью единого? - Нико пронзила душу девушки горящим взглядом.

- Да, тетушка! - в трансе ответила Софья.

- Скажи это Великому и Вечному!

- Да, Великий и Вечный, я готова принять в себя Вечный Огонь.

Над их головами протуберанцы стали переплетаться. Продолжая круговое движение, слились в единый шар, в пульсирующую, словно сердце, шаровую молнию. Из нее, прямо в грудь девушки ударил сноп огня.

От нестерпимой боли она закричала. Сгорало человеческое естество, плавились мысли и сознание. Рождалась иная суть.

И вот, в чаше, в Великом и Вечном Огне уже танцевали две саламандры. Бессмертные жрицы Огня - жестокого и милосердного, согревающего и сжигающего, дарящего жизнь и несущего смерть…

Когда Софья пришла в себя, то увидела, что на этот раз в часовне ничего особенного не произошло: ни сгоревшей одежды, ни расплавившегося золота - лишь огарок свечи в подсвечнике, который опять облюбовал дракончик и еще теплая чаша, на дне которой лежал медальон с зеленым камнем. Ни следов крови, ни присутствия огня.