Валерий Смирнов - БЕЛЫЙ ВОРОН

Несмотря на действие явно некачественного алкоголя местного производства и наряда полиции, челнок вел себя как положено бывшему советскому человеку, воспитанному соцреализмом на героических примерах. Отряд азиатского спецназа прибыл уже после того, как к двум поверженным полисменам присоединились еще пять.

Больше десяти человек пытались скрутить чернобыльца, пораженного вредными рентгенами, и надеть на него наручники. Не тут-то было. Челнок Афанасьев бился, словно за его спиной проходила незримая граница родины, тем более, что их азиатские наручники на запястьях этого болезненного не сходились. Однако организм Афанасьева, подточенный вредными выбросами, в конце концов не позволил ему сотворить еще несколько подвигов. Отважный челнок не думал сдаваться, но неожиданно для самого себя он в конце концов просто уснул в руках спецназовцев. Восхищенное подвигами русского богатыря полицейское руководство не стало сажать спящего туриста в тюрьму, а просто попросило наше консульство препроводить его в родные пенаты хотя бы потому, что наручники местного производства на этого господина явно не рассчитаны.

Лишившись туристских заработков, Челнок долго не раздумывал после моего предложения, и в “Снежинке”, руководимой зиц-председателем, отставным генералом Бабенко, открылась очередная ставка. В конце концов я не могу позволять ползти вверх кривой безработицы и стремлюсь постоянно создавать новые рабочие места. Даже для отставных генералов, вся трудовая деятельность которых заключается в получении зарплаты.

Сейчас, пристально посмотрев на вошедшего в кабинет Челнока, я окончательно понял: последствия страшной аварии, несомненно повлияли на его параметры. Не удивительно, говорят в зараженной Припяти радиация раздула сомов до кашалотских размеров, наверняка по той же причине природа не пощадила Афанасьева. Мало того, что запястья у него не соответствуют мировым ГОСТам по производству наручников, так и рост под потолок. Я никогда не считал себя слабаком, многие покойники, если бы могли, подтвердили такой вывод с чистой совестью, однако рядом с Афанасьевым поневоле чувствуешь себя гномом.

– Здоров будь, барин, – пророкотал густым басом Челнок, усаживаясь в кожаное кресло.

– И тебе привет, добрый молодец. Только учти, бар в семнадцатом резать стали. И до сих пор этот процесс никак не остановится. Многим из тех, кто в баре рвется, зачастую становится тошно жить. Потому, молодец, именуй меня как-то по-другому. Я – человек суеверный.

– Слушаюсь, командир, – бабахнул басом по моим барабанным перепонкам Челнок.

– Тогда слушай. В приемной сидит женщина. С этой минуты она под охраной твоей команды. Завтра ее муж покидает дом родной, устроишь ему встречу у ворот.

– По какой системе обеспечить прикрытие? – гораздо тише спросил Челнок, и я понял, что теперь передо мной сидит не легендарная личность, прославившаяся своими туристскими подвигами, а капитан войск особого назначения Афанасьев. Человек долга и чести, снявший погоны по собственному желанию, несмотря на уговоры руководства возглавить спецподразделение “Сириус”. Челнок стоял на страже своих убеждений еще тверже, чем на земле Малайзии: настоящий офицер дважды не присягает. Именно это обстоятельство сыграло решающую роль в моем решении пригласить Афанасьева на работу, тем более, что присяги на верность мне не требуется.

– Значит так, ликвидатор, – подобно Челноку понижаю голос. – Это тебе решать. И учти, на вас вполне могут обрушиться менты.

– Против них я не могу применять спецсредства, – то ли спросил, то ли скомандовал сам себе Челнок.

– Еще как можешь. В форме ты их не увидишь, а потому действуй решительно. Долби их, пока удостоверения из-за пазухи не успеют выхватить – это в конце концов твоя работа. Тем более, ты заключишь официальный договор с фирмой “Олли”, которая попросила защиты от гнусных рэкетиров в охранном агентстве с невинным названием “Снежинка”.

– Я должен поставить в известность Рябова?

– Обязан.

– Кто наехал на людей?

– Гусь. Вопросы по нему есть?

Челнок отрицательно качнул головой и, с легкостью подняв свое стодвадцатикилограммовое тело из кресла, отправился к двери мягкой кошачьей походкой.

Как и следовало ожидать, наказание за решение обрушилось очень быстро. Рябов назначил встречу в моем собственном доме, куда я стараюсь попадать как можно реже. Моя милая супруга как-то вполне справедливо подметила: переночевать несколько ночей кряду в нашем фамильном гнездовье – один из самых грандиозных подвигов, на которые способен ее муж.

С опаской войдя в холл, я увидел своего наследника, сидящего верхом на Трэше. Гарик тянул собаку за уши вверх, однако, несмотря на его старания, овчарка, подобно вертолету, не взмыла в воздух, а продолжала покорно терпеть игрища этого мелкого исчадия ада. Но стоило собаке заметить меня, как она тут же оскалилась, щелкнув громадными рафинадного цвета клыками.

Распахнув плащ, я медленно отступил к приоткрытой двери, судорожно перебирая всевозможные варианты к отступлению, расстегивая на всякий случай фиксатор плечевой кобуры. Трэш неуловимым движением сбросил с себя седока и вздыбил шерсть на загривке. Присев на ковер, Гарик не без удовольствия заметил:

– Папуля, он тебе сейчас трахалку оборвет.

– Не дождешься, – отвечаю любимому сыночку, твердо глядя в собачьи глаза. – Я его пристрелю.

– Не успеешь, – хотя я не вижу выражения лица Гарика, но понимаю, что на нем разлита сладострастно-гадостная улыбка.

Наш поединок завершился самым невероятным образом, благодаря появлению хозяина дома. Завидев Педрилу, Трэш тут же поджал хвост, опустил шерсть на загривке и, спрятав свои оскаленные клыки, бочком прошмыгнул мимо меня во двор. Клянусь всем, что для меня дорого, в этот момент выражение морды волосатого аспида было точно таким, как у Гарика. Реакция не раз спасала мне жизнь и в более запутанных ситуациях; пристально следя за Педрилой, я медленно оттянул задник левого туфля с помощью носка правого и тут же резким движением послал обувь в персидского выродка. Педрило успел среагировать на мою атаку, мгновенно взвившись в воздух с места, и туфель угодил в Гарика.

Рев моего сына был таким, словно в него попал не легенький мокасинчик, а двухпудовая гиря. Этот вопль был чересчур громким даже для моего уютного дома; Гарик сумел напугать не кого-нибудь, а самого Педрилу. Издав гнусный вой, кот помчался на второй этаж. Мой наследник, продолжая нагнетать децибелы, катался по полу с таким остервенением, словно ему, как минимум, оборвало обе ноги.

Вряд ли я ожидал сам от себя, что в такой критической ситуации превращу арию Гарика в самый настоящий дуэт. Однако стоило увидеть перед собой страшную зеленую маску, я невольно вскрикнул, отскочив по-педрильски в сторону.