Вахтанг Ананян - На берегу Севана

Вошел дед Асатур. Борода у деда была всклокочена. Жалким, дрожащим голосом он начал умолять учителя:

- Арам-джан, жить тебе счастливо! Ради всего, что тебе свято, позвони в Ереван, по радио дай знать - пусть приедут доктора, ученые, спасут внука моего!…

- Успокойся, дедушка!

- Тысячу дам, миллион дам… Позовите профессоров, спасите моего внука!…

Баграт соболезнующе поглядел на деда. Глаза у старика помутнели и слезились.

«Спятил, бедный, - подумал Баграт, - о миллионах говорит!»

Во дворе Сэто и Армен успокаивали Асмик. Она всхлипывала и все время вытирала платком набегавшие слезы. У ворот Грикор отчитывал счетовода Месропа.

- Ты что это дурацкие штуки вытворяешь? Черт знает что болтаешь! - кричал он. - Какой ад, какие дьяволы? Вода бежит, понимаешь?… Бурлит, шумит! Завтра пойду приведу ее в село. Тебе капли не дам - подыхай от жажды… С парнем беда случилась по его же неосторожности, а ты тут нашептываешь: черти наказали… Хватит тебе, наконец, народ смущать!

Грикор в порыве возмущения потерял чувство меры в своих выражениях.

- Кто сказал, что не вода?… Зачем кричишь, Грикорджан?… - растерянно бормотал Месроп и оглядывался - не слышит ли кто.

В это время вошел во двор зеленоглазый мальчик с бледным, встревоженным лицом. Это был завистник Артуш.

Мальчики молча смотрели на него. Сейчас, после несчастья с Камо, им особенно был неприятен этот старый недруг.

- Ну, ты-то чего нюни распустил? - ядовито спросил Грикор. - Ты чего печаль разыгрываешь?

Артуш поднял на Грикора глаза, полные неподдельного горя, и Грикор понял, что очень-очень огорчил его своими словами.

- Не сердись на меня… - сказал Артуш. Голос у него был подавленный, робкий. - Ради него простите! - На глазах у Артуша выступили слезы.

- Ладно, - протянул руку Артушу Армен. - Только сейчас не до тебя…,

У постели больного хлопотали несколько человек.

Ашот Степанович держал пузырек с нашатырным спиртом. Баграт тер Камо виски. Арам Михайлович делал мальчику искусственное дыхание.

Их усилия наконец увенчались успехом. Бледное лицо учителя вспыхнуло, глаза загорелись радостью,

- Жив? - спросил Баграт.

- Жив! Дышит…

Это известие мгновенно перенеслось во двор. Все облегченно вздохнули. Оттуда донесся голос Асмик:

- Пустите, пустите меня к Камо!…

- Ну хорошо, хорошо, иди, теперь можно, - сказал председатель, добродушно улыбаясь.

Грикор стоял в сторонке, обливался слезами, но не в силах был даже сейчас удержаться от шутки:

- Уж я знаю: притворялся мертвым, чтобы мы его еще больше полюбили!

Все засмеялись, но не потому, что им понравилась шутка Грикора, а просто от радости.

Асмик, встретив изумленный взгляд еще ничего не соображающего Камо, остановилась, повернулась, прижалась к груди Баграта и разрыдалась.

- Успокойся, доченька, все хорошо, все прошло, - говорил Баграт, ласково гладя шелковистые каштановые волосы девочки. Но и сам он не был спокоен и с трудом сдерживал охватившее его радостное волнение.

Из соседней комнаты вышла мать Камо, опустилась на колени и, припав к ногам сына, заплакала. Это были слезы не горя, а того безграничного счастья, которым может быть полно только сердце матери.

А Камо тупо смотрел на всех своими большими глазами и ничего не понимал…

- Ожил, ожил мой львенок! - взволнованно говорил дед Асатур и, воздев руки к небу, бормотал что-то непонятное. - Фу, что я говорю! - вдруг пришел он в себя. - В руках у сил небесных ничего больше не осталось…

- Ты что загрустил, дедушка? - ласково спросил его Арам Михайлович. - Видишь, все хорошо, жив твой внук.

- А? - опомнился старик и, точно разрешив какую-то мучившую его задачу, заговорил снова, но как-то странно и несвязно: - Значит, знатный охотник Асатур сердцем своим этих детей меньше?… Они для нас жизни своей не жалеют, а я деньги буду жалеть?… Нет, довольно, довольно! - вдруг закричал он. - Баграт-джан, придушило меня это богатство, эти миллионы сердце мое высушили… Пойду принесу, совесть свою облегчу… - И он решительными шагами вышел из комнаты.

Несвязных слов старика никто не понял.

- Что с нашим дедом? - удивленно поднял брови Баграт. - Заболел он, что ли? Какие миллионы?…

Арам Михайлович в недоумении пожал плечами.

Дом деда был недалеко. Не прошло и нескольких минут, как старик появился снова, сгибаясь под тяжестью туго набитого мешка.

- Вот они, мои миллионы, - можете получить их! - сказал он, опуская мешок на пол. - Дочка, дай-ка какой-нибудь ковер, - обратился он к матери Камо.

Все переглянулись и зашептались.

- Пойди домой, - положил руку на плечо старика Баграт. - Пойди отдохни, успокойся…

- Говорю - ковер дайте! - рассердился старик. - Вы что думаете, рехнулся дед? Дайте ковер, я свой миллион выложу… Отойдите, место освободите… Вот так! - командовал дед, широко расставив ноги и размахивая руками.

Сорвав со стены ковер, старик расстелил его посреди комнаты и вывалил на него содержимое мешка.

Все оторопели.

- Ох!… - вскрикнула Асмик.

Драгоценные, всех цветов радуги камни, золотые монеты, браслеты, подвески, кольца, ожерелья слепящей глаза грудой покрыли ковер.

Дед стоял над этими сокровищами гордый и, одной рукой поглаживая бороду, а другой сжимая рукоять кинжала, смотрел на всех блестящими глазами. "

- Что?… Сказал - дам миллион! А вы думали: спятил старый! А что теперь скажете?…

Торжествующий взор старого охотника встретился с суровым, полным упрека взглядом Арама Михайловича. И вдруг дед все понял: радостная, победная улыбка сбежала с его лица, и рука перестала сжимать рукоять кинжала. Дед снял папаху, опустился на колени и низко склонил свою седую голову, словно приговоренный к смерти.

- Прости, народ!… Прости, товарищ Баграт… Прости, секретарь… Ошибся… Простите… - глухим, полным слез голосом сказал он.

Лицо у деда стало страдальческим, он сразу точно еще больше постарел, стал дряхлым и жалким.

- Откуда? - строго спросил Арам Михайлович.

- Нашел в карасе под медом…

- Почему же ты до сих пор никому ничего не говорил?

Все посерьезнели, услышав этот вопрос.

- Арестуют! - со страхом прошептала Анаид.

- И хорошо сделают, - сказал заведующий молочной фермой Артем. Он пришел недавно и стоял сзади всех.

А старый охотник продолжал каяться:

- Грешен я, братцы… не отдал тогда государству… Жадность глаза ослепила. Простите, братцы!… Баграт-джан, богатство это целый месяц пудовой гирей лежит на моем сердце, мучит меня… Возьмите, братцы, освободите меня от этой тяжести!

- Как же ты сейчас решился с этим добром расстаться? Из-за внука?