Олег Жиганков - Римский Лабиринт

— Я польщена, — напряжённо улыбнулась Анна.

Они условились о новой встрече, и Винченцо, распрощавшись, пешком побрёл по улице. Она долго ещё смотрела ему вслед. Случайные прохожие тоже оглядывались на него. Казалось, в нём всё-таки была какая-то ненормальность или было чего-то сверх нормы.

Как только Анна перешагнула порог своего гостиничного номера, зазвонил её сотовый телефон.

— Здравствуй, Анна, — услышала она преломлённый компьютером голос. Впрочем, она и так знала, что звонил не кто-нибудь, а сам генерал. — Как проходят наши римские каникулы?

— Спасибо, хорошо, — сдержанно ответила она.

— Слишком медленно, Анна, слишком медленно. Мы должны будем ускорить процесс.

— Ускорить? Каким образом? Требуется время на установление отношений доверия, — возразила Анна. Больше всего она не хотела сейчас, чтобы кто-то ещё давил на неё.

— Я полагаю, — начал генерал, — что тебя можно поздравить с установлением других отношений доверия.

Именно эти слова Анна и боялась услышать!

— Во-первых, никаких отношений нет, как ваши люди могли вам передать. А во-вторых, я не вижу, как это препятствует выполнению задания, — собравшись с силами, ответила она. Такой дерзкой с генералом она могла быть только по телефону.

— Препятствует? Если бы это чему-то препятствовало, мы бы отреагировали намного раньше, — засмеялся генерал. — Могу успокоить тебя — я не собираюсь препятствовать этому твоему… знакомству.

Анна не понимала, куда он клонит.

— Мы проверили этого молодого человека, — продолжал электронный голос в трубке. — Возможно, он — находка для нас. Наши специалисты-психологи просчитали ситуацию, и они полагают, что наметившийся уже процесс будет ускорен, если профессор станет испытывать чувство ревности.

— Какой процесс? Какой ревности? — не поняла Анна.

— Не прикидывайся дурочкой, — неприятно усмехнулся голос в трубке. — Профессор давно уже влюблён в тебя. Появление соперника, даже предполагаемого, может значительно ускорить процесс его раскрытия. Вспомни «Собаку на сене».

«Профессор давно уже влюблён в тебя», — отозвались в её ушах слова генерала, сказанные им в такой сухой и деловой манере, как будто он получил лабораторные анализы, подтверждающие эти данные. Впрочем, Анна признавала, что генерал был прав.

Игра выходила далеко за рамки чисто профессиональной деятельности. Неужели она действительно способна использовать чувства, чтобы манипулировать людьми? Анне стало страшно. С другой стороны, напомнила она сама себе, об этом надо было думать тогда, когда бралась за это задание. Но разве был у неё выбор?

— Конечно же, тебе придётся поработать над ситуацией, — добавил голос в трубке. — Ты, должно быть, уже догадалась, кто такой этот твой Винченцо?

— И кто же он такой? — тихо спросила Анна. Она боялась ответа.

— Он — гей, — лаконично ответил голос в трубке. — Что, однако, ничуть не мешает нам использовать его в наших планах.

Анну словно пронзило электрическим током. Ну конечно! Только она, компьютерный червь с полным отсутствием житейского опыта, могла этого не разглядеть. Вот почему он так ведёт себя с ней! Ей мучительно захотелось выбросить телефон в окно, а самой броситься на кровать и разрыдаться. Но она слишком хорошо умела себя сдерживать — годы работы в отделе многому её научили.

— Ты должна будешь в самое ближайшее время познакомить нашего клиента с этим молодым человеком, — продолжил тем временем генерал. — Смотри на всё это как на забавную игру, как на весёлое приключение. Радуйся, наслаждайся жизнью. Ясно? До связи.

Она подошла к окну. Отсюда перед ней открывался панорамный вид на крыши Вечного города, утыканные телевизионными антеннами, над которыми, как гигантская летающая тарелка, плыл купол собора Святого Петра.

«Ну почему же, — взмолилась Анна, — почему нет никого, с кем можно было бы поговорить, кому можно было бы доверить мои тайны! Я не могу доверять их даже дневнику. А как бы хотелось излить кому-то свою душу — маме, тёте Майе, Толяну, „Гансу Христиану“… Иных уж, наверное, нет, а те — далеко…»

Вот наследие от Господа: дети, награда от Него — плод чрева.

Псалом 126:3

1209, 11 мая, Молизе, юг Италии

Деревня под названием Сантанжело Лимосано состояла примерно из двух десятков хижин, разбросанных, как казалось, безо всякого порядка на просторном лугу у подножия заросшего лесом холма. Как и многие другие деревушки в провинции Молизе, она однажды, без какого-либо участия или даже ведома её жителей, вошла в состав расширяющегося римского государства. Парадоксально, но деревне удалось пережить Римскую империю, и с тех пор она переходила из рук в руки — вначале к ломбардам, которые сделали её частью графства Сполето, потом к норманнам, присоединившим это селение к Апулии. Самих жителей деревни все эти перетасовки коснулись мало, и в народной памяти о ломбардах вспоминали как о тех, кто когда-то начал сажать здесь оливковые деревья; а норманнов — как первых, кто стал разводить в Молизе стада свиней. Вправду это было или нет — проверить уже никто не мог, но оливковое масло и свиные колбаски из Абруццо имели отменную репутацию, и, следовательно, жизнь в деревне Сантанжело Лимосано была сносная. Деревенских жителей мало волновало, что происходило в окружающем их большом мире, и если бы не близость городка под названием Изерния, их диалект, наверное, развился бы в язык, иностранный как для Италии, так и для всего остального мира.

Жизнь в деревне текла медленно и размеренно, и среди крестьянских обязанностей редко находилась такая работа, которая не могла бы подождать до завтра. Поэтому, когда Марии, жене Ангелериуса, настало время рожать своего одиннадцатого по счёту ребёнка, вся деревня собралась подле её дома, не преминув воспользоваться случаем отдохнуть и почесать языки. Усевшись на траву неподалёку от небольшой глинобитной хижины Марии и Ангелериуса, люди судачили о погоде, спорили о поле будущего ребёнка и громко смеялись старым, из поколения в поколение переходящим шуткам, связанным с темой рождения детей.

Мария, похоже, была единственной во всей деревне, кто в тот день трудился. Впрочем, за неё никто особо не переживал: рожать было для неё делом привычным, и она была всё ещё молода и сильна. К тому же её муж на всякий случай пригласил на помощь из Изернии монашку, сестру Пелагею, исполнявшую роль повивальной бабки. С Ангелериуса Пелагея спросила два десятка яиц. С горожан, конечно же, она бы содрала побольше, но что взять с бедных крестьян? Тем более они такие здоровые, что Пелагея просто делала вид, будто чем-то помогает.