Стивенг Кинг - Смерть

Трусдейл натянул штаны и застегнул их. Он стоял босиком и дрожал. Час назад он был дома, читал газету и подумывал развести огонь в печи, но с тех пор, казалось, прошла вечность.

– Твоя шляпа лежит у меня в офисе.

– Тогда зачем ты спросил меня?

– Посмотреть, что ты скажешь. Мне нет дела до шляпы. Что я хочу знать, так это куда ты спрятал серебряный доллар этой девочки. Я не нашёл его ни в твоём доме, ни в твоих карманах, ни в твоей заднице. Ты почувствовал угрызения совести и избавился от него?

– Не знаю ни о каком серебряном долларе. Могу я забрать назад свою шляпу?

– Нет. Это улика. Джим Трусдейл, я арестовываю тебя за убийство Ребекки Клайн. Ты хочешь что-нибудь сказать по этому поводу?

– Да, сэр. Я не знаю ни о какой Ребекке Клайн.

Шериф вышел из камеры, закрыл дверь, снял со стены ключ и запер её. Язычки замка скрипели, проворачиваясь. В камеру в основном помещали пьянчуг и редко запирали. Он посмотрел на Трусдейла и сказал:

– Мне жаль тебя, Джим. В аду недостаточно жарко для человека, который сотворил такое.

– Такое? Что такое?

Шериф молча вышел, тяжело ступая.

Трусдейл оставался в камере, жратву ему приносили из «Маменькиного Сынка», спал он на койке, справлял нужду в помойное ведро, которое выносили раз в два дня. Его отец не приходил навестить его, потому что на восьмом десятке совсем выжил из ума. За ним ухаживали две скво - одна была из племени Сиу, а вторая из племени Шайенн. Иногда они стояли на пороге заброшенной ночлежки и пели церковные гимны. Его брат отправился добывать серебро в Неваду.

Иногда в аллее напротив окна его камеры собирались дети и распевали: «Палач, палач, иди к нам». Иногда к его камере приходили мужчины и грозили отрезать ему причиндалы. Однажды пришла мать Ребекки Клайн и сказала, что повесила бы его сама, если бы ей позволили.

– Как ты мог убить мою доченьку? – спросила она у него сквозь зарешёченное окно. – Ей было всего десять лет, у неё в тот день был день рождения.

– Мэм, – сказал Трусдейл, встав на койку, и глядя на неё сверху вниз. – Я не убивал ни вашу дочь, ни кого-либо ещё.

– Грязный лжец, – сказала она и пошла прочь.

На похороны убитой девочки собрался почти весь город. Пришли обе скво. Явились даже две шлюхи, ошивавшиеся у «Везунчика Чака». Трусдейл слушал пение из своей камеры, присев над помойным ведром в углу.

Шериф Баркли телеграфировал в Форт Пьерр, и неделю спустя в город приехал выездной судья. Он был недавно назначен на эту должность, для которой был ещё слишком молод. Он выглядел как денди с длинными волосами до плеч, как у Дикого Билла Хикока. Его звали Роджер Мицель. Он носил маленькие очки в круглой оправе и зарекомендовал себя как отъявленный сердцеед и у «Везунчика Чака» и в «Маменькином Сынке», несмотря на то, что носил обручальное кольцо.

В городе не было юриста для защиты Трусдейла, так что Мицель пригласил на эту роль Джорджа Эндрюса, владельца торговой компании, постоялого двора и гостиницы «Знатный Отдых». Эндрюс проучился два года в школе бизнеса на Востоке. Он заявил, что выступит в качестве адвоката Трусдейла, только если мистер и миссис Клайн дадут своё согласие. –

– Сходи повидай их, – сказал Мицель. Он сидел, откинувшись в кресле парикмахера, пока тот брил его. – Не затягивай с этим.

– Что ж, – сказал мистер Клайн, когда Эндрюс изложил ему суть дела, – У меня один вопрос. Если ему не найдут адвоката, его смогут вздёрнуть?

– Это будет противоречить американским законам, – сказал Эндрюс. – И хотя мы ещё не стали частью Соединённых Штатов, скоро мы к этому придём.

– Он не сможет выкрутиться? – спросила миссис Клайн.

– Нет, мэм, – ответил Эндрюс. – Не вижу, как он сможет это сделать.

– Тогда исполните свой долг, и да благословит вас Господь, – сказала миссис Клайн.

Судебный процесс продолжался одно ноябрьское утро и половину дня. Он проходил в зале городского совета, а за окном в тот день кружились снежные вихри, тонкие, как свадебное кружево. Облака цвета сланца, наползающие на город, грозили ещё более сильной бурей. Роджер Мицель, подробно ознакомившийся с делом, выступал на суде не только судьёй, но и обвинителем.

Кто-то слышал, как один из присяжных во время перерыва на ланч в «Маменькином Сынке» сказал:

– Он как банкир, который берёт сам у себя ссуду и выплачивает проценты. Однако никто не высказал возражений вслух, никто не счёл это плохой идеей. В конце концов, в этом была определённая экономия.

Обвинитель Мицель вызвал полдюжины свидетелей, и Судья Мицель ни разу не выразил возражения против его линии допроса. Мистер Клайн давал показания первым, а последним шёл шериф Баркли. История вырисовывалась довольно простая. В полдень в день убийства Ребекки Клайн был детский праздник с тортом и мороженым. На нём было несколько друзей Ребекки. Около двух часов, когда девочки играли в Прицепи Ослу Хвост и Музыкальные Стулья, Джим Трусдейл вошёл в бар «Везунчик Чак» и заказал стакан виски. На нём была его шляпа. Он не спеша выпил виски, а потом заказал ещё стакан.

Снял ли он в какой-то момент свою шляпу? Может быть, повесил её на один из крючков около двери? Никто не мог вспомнить.

– Вот только я никогда не видел его без шляпы, – сказал Дейл Джерард, бармен. – Шляпа была его частью. Если он и снимал её, то положил рядом с собой на стойку. Он выпил второй стакан и пошёл восвояси.

– Его шляпа лежала на стойке, когда он выходил? – Спросил Мицель.

– Нет, сэр.

– Висела ли она на крючке, когда вы запирали бар на ночь?

– Нет, сэр.

Около трёх часов того дня Ребекка Клайн вышла из дома и направилась в аптеку на Главной Улице. Её мать разрешила ей купить немного леденцов на подаренный серебряный доллар, но сказала не есть их, потому что для одного дня сладостей достаточно. Когда она не вернулась домой к пяти часам вечера, мистер Клайн и ещё несколько мужчин отправились на поиски. Они нашли её в Аллее Баркера, между стоянкой дилижансов и «Знатным Отдыхом». Она была задушена. Её серебряный доллар исчез. И когда убитый горем отец взял её на руки, мужчины увидели широкополую кожаную шляпу Трусдейла. Она лежала под юбкой праздничного платья девочки.

Во время судебного перерыва на ланч из-за стоянки дилижансов, менее чем в девяноста шагах от места преступления, стали раздаваться удары молотка. Это строили виселицу. Строительством руководил лучший плотник в городе со вполне подходящей ему фамилией. Его звали мистер Джон Хаус. Ожидался большой снег, и дорога до Форт Пьерра станет непроходимой, возможно, на неделю, а возможно, и на всю зиму. Никто не собирался держать Трусдейла в местной каталажке до весны. Это было неэкономно.

– Построить виселицу проще простого, – говорил Хаус всем собравшимся поглазеть. – Это под силу даже ребёнку.