Ричард convertfileonline.com - _2016_02_09_21_40_03_404

Некоторые критики заявляют, что все мои выводы по поводу качества места — не более чем пустые разговоры. Они приводят в качестве аргумента существование таких умеренно консервативных районов, как Северная Вирджиния, Кремниевая долина и окрестности Сиэтла, утверждая, что многие люди, работающие в сфере высоких технологий, предпочитают спокойную, размеренную жизнь в традиционных пригородных районах. Мой ответ прост: все эти места расположены в пределах крупных городских агломераций с самым широким разнообразием объектов благоустройства и стилей жизни. Какими бы безликими ни были все эти пригородные районы, они представляют собой продукт открытости и разнообразия более широкой среды обитания. Понять характер Кремниевой долины невозможно без упоминания о контркультуре расположенного рядом Сан-Франциско. Если бы это место не было открыто для таких неординарных людей, каким много лет назад был молодой Стив Джобс, оно не стало бы таким, как сейчас.

Людям не нравится, когда их ставят перед выбором. Успешно развивающиеся города и регионы предлагают не что-то одно, а целый диапазон различных аспектов качества места самым разным людям на разных этапах жизни. Великие города — это не монолиты; как сказала в свое время Джейн Джекобс, они представляют собой федерации городских районов. Возьмем в качестве примера Нью-Йорк и его предместья. Когда молодые люди впервые приезжают в Нью-Йорк, они живут в таких достаточно простых районах, как Ист-Виллидж, Саут-Слоуп, Уильямсбург и Хобокен, где много молодежи, доступное жилье и можно найти соседей по квартире. Начиная зарабатывать немного больше, они переезжают в Верхний Вест-Сайд, Трайбека или Сохо; а при дальнейшем увеличении дохода перебираются в Вест-Виллидж или Верхний Ист-Сайд. После вступления в брак и появления детей одни остаются в городе, другие переезжают в спальные районы в округе Уэстчестер или Нью-Джерси. Впоследствии, после того как дети вырастают и покидают родной дом, некоторые из этих людей покупают квартиру в кондоминиуме, выходящую окнами на парк, или дуплекс в Верхнем Ист-Сайде. В состав креативного класса входят люди с разной комплекцией, цветом кожи, возрастом и образом жизни. Для того чтобы быть поистине успешными, города и регионы должны предложить что-то каждому из них.

Социальный капитал и город

В этой книге неоднократно упоминается имя Роберта Патнэма и его теория социального капитала. Я не всегда соглашаюсь с Патнэмом, однако считаю его выдающимся ученым и широко известным интеллектуалом, оказавшим большое влияние на мое мышление. Я искренне восхищаюсь его стремлением спуститься с башни из слоновой кости, для того чтобы заняться насущными социальными проблемами и инициировать широкое их обсуждение в обществе. Название книги Патнэма Bowling Alone («Боулинг в одиночку») имеет непосредственное отношение к тому выводу, который он сделал в ходе исследований за период с 1980 по 1993 год: количество членов лиги игроков в боулинг сократилось на 40 процентов, тогда как количество отдельных игроков на 10 процентов увеличилось [1]. По мнению Патнэма, это только один из признаков более широкой и тревожной тенденции — долгосрочного сокращения социального капитала. Под этим он подразумевает, что сегодня люди отдалились друг от друга и своих сообществ. Такое сокращение социального капитала проявляется во всем — от ослабления связей между членами семьи, друзьями и соседями до меньшей степени участия в самых разных общественных организациях: церковных общинах, общественных ассоциациях жителей микрорайонов, политических партиях и любительских спортивных лигах. Дефицит социального капитала, в свою очередь, негативно сказывается на многих сторонах жизни общества: ослабляет городские районы, плохо влияет на здоровье людей, делает их менее счастливыми, вредит системе образования, ставит под угрозу благополучие детей, разрушает демократию и подвергает опасности сам источник процветания.

Роберт Патнэм выделил четыре основных фактора этой общественной болезни и разобщенности. Во-первых, более длинный рабочий день и острая нехватка времени и денег приводят к тому, что у нас остается все меньше времени на общение друг с другом. Во-вторых, стремительное разрастание пригородных районов отдаляет нас от родственников и друзей и затрудняет доступ к активным формам проведения досуга. В-третьих, телевидение и другие электронные массмедиа отнимают б о льшую часть свободного времени, оставляя меньше часов для более активного отдыха и волонтерской работы. Четвертый, и самый важный, фактор, по мнению Патнэма, — это так называемый генерационный сдвиг от гражданской сознательности поколения Второй мировой войны к эгоизму послевоенного поколения и поколения Х .

Поначалу многое из того, о чем говорил Патнэм, нашло во мне отклик. Я рос в окружении родственников и друзей именно в такой среде, разрушение которой так его беспокоит. Мой отец был членом итало-американского клуба; он также был менеджером моей команды Малой лиги, а мама — воспитательницей отряда младших скаутов. Мы с братом играли в рок-группе, собиравшейся в подвале нашего дома; в нее входили соседские дети. В Питсбурге, где я провел почти два десятка лет, жили представители разных этнических групп, и им была свойственна та самая гордость за свой город, о которой говорит Патнэм. Именно сильное чувство общности, свойственное местным жителям, позволило ему устоять после почти полного коллапса сталелитейной и других отраслей тяжелой промышленности в регионе.

Квазианонимная жизнь

Однако какими бы убедительными ни были доводы Патнэма, на основании собственных исследований я пришел к совершенно другим заключениям. Участники фокус-групп и интервью, которые я проводил в период подготовки к публикации первого издания книги, проявляли не такой уж большой интерес к жизни в сплоченном сообществе с большим социальным капиталом. Они не хотят, чтобы их друзья и соседи подглядывали за ними через забор. На самом деле они стремятся к тому, что я называю квазианонимностью . Подобно обитателям Гринвич-Виллидж 1920-х годов, о которых писала Кэролайн Уэр, им необходимы открытость, разнообразие и возможность быть самими собой. Социальные структуры, в прошлом служившие основой общества, сегодня теряют свою значимость. Сильные связи, которые были когда-то очень важными для людей, уступают место слабым связям. Прежние социальные структуры, которые раньше поддерживали людей, теперь становятся все более сдерживающими и ограничивающими. То, что рекламная индустрия и политические деятели подают нам как сугубо американский образ жизни (тесные связи между членами семьи и друзьями, близкие отношения с соседями, гражданские объединения, динамичная предвыборная борьба, сильные религиозные институты и гражданское лидерство), уступает место чему-то новому.