Эрнест Сетон-Томпсон - Зверь [сборник]

Эта безлесная равнина — наглядный пример того, какой властью обладает тепло. Чем дальше, тем слабее греет солнце, и жизнь угасает вместе с ним — северный склон каждой из лощин заметно скуднее южного. Давно уже не видно ни елей, ни сосен, рябина задержалась ненамного дольше, ива и береза одолели склон едва ли наполовину. Здесь растут лишь мох да кустарник. Равнина до краев укрыта бледным серо-зеленым полотном из оленьего мха, лишь местами расцвеченного рыжими полянами кукушкиного льна, а на редких открытых солнцу участках — настоящей густой зеленью. Холмы расписаны нежно-сиреневым с затейливым кружевом серо-зеленого лишайника поверх, мазками оранжевого и каплями черного. Они умеют хранить тепло, а потому собирают вокруг себя тесные ряды теплолюбивых растений, которым иначе было бы здесь не выжить. Карликовые березы и ивы тоже тут, жмутся к теплому склону, как человек зимой к печке, пряча свои ветви от морозного воздуха. В полушаге от них вьется лента вереска, а за ней — уже лишь вездесущий олений мох. В лощинах все еще лежит снег, хотя уже наступил июнь; но каждый из этих сугробов потихоньку съеживается, растворяясь в ледяных ручьях, находящих дорогу к озеру. Здесь нет жизни, даже мха и водорослей, и каждая лощина окаймлена полосой голой земли, символом того, что жизнь и тепло неразделимы.

Безжизненная молчаливая равнина тянется по всей длине от края леса до порога снегов, за которым царит вечный холод. Ближе к северу она уходит под уклон, пока край леса не поравняется с уровнем моря. Старый Свет называет эту землю тундрой, Новый — бесплодным краем. Здесь родина северного оленя — царство оленьего мха.

Он плыл, то ныряя, то снова появляясь на поверхности, и пел: «Эхей, эхей! Чудное чудо!», а еще про белого оленя, приносящего удачу, как будто знал что-то, недоступное другим. А Ведущая, глава стада северных оленей, шла рядом по укрытому молодой травой берегу.

Когда старик Свеггум в Нижнем Хойфьельде, что у самого Утрованда, построил запруду и запустил водяную мельницу, он стал считать себя хозяином на этой земле. Но кое-кто жил здесь и до него — бултыхался в струях воды и пел песни, которые сочинил сам. Он прыгал по лопастям мельничного колеса и творил всякие чудеса, которые Свеггум мог списать только на везение. Поговаривали, что удачу Свеггуму приносит водяной тролль, существо из волшебного народца в буром кафтане и с белой бородой, живущее и на земле, и в воде — по своему желанию.

Но прочие соседи Свеггума видели только водяного дрозда-оляпку, маленькую птицу, прилетавшую каждый год, чтобы поплескаться в ручье и понырять на глубине. А может, все они были правы, ибо древние старики говорят, что тролли из народца фейри могут принимать человеческое обличье, равно как и птичье. Вот только эта птица жила странной, отличной от других птиц жизнью, и пела песни, которых в Норвегии никогда не слышали. Чудесные видения ему приходили, недоступные человеку, ибо у него на глазах дрозд-рябинник вил себе гнездо, а лемминг кормил свой выводок. И он знал, что вон то крохотное темное пятнышко на громаде Сультинда, едва различимое человеческим глазом, было северным оленем в период линьки, а зеленое пятно на Вандрене — прекрасной травянистой лужайкой с пледом для пикника.

О, как же слеп человек и как легко наживает себе врагов! Но водяной дрозд никому не причинял зла, поэтому никто его не боялся. Он только пел, и песни его были веселыми и пророческими, а порой и весьма насмешливыми.

Взлетев на верхушку березы, дрозд-оляпка смотрел на течение ручья, огибающего деревушку Нистиен и впадающего в мрачные воды Утрованда. А с высоты своего полета он мог разглядеть и нагорную пустошь на севере, уходящую прямиком в Етунхейм.

Великое пробуждение было на подходе. Весна уже захватила леса, в долинах кипела жизнь. С юга возвращались все новые птицы, засони-грызуны отряхивались от зимней спячки, и северные олени, зимовавшие в предгорьях, вскоре тоже должны были показаться.

Не без боя сдавали ледяные великаны землю, которая так долго принадлежала им, и жестоким был этот бой. Однако солнце медленно, но верно одерживало победу, загоняя их обратно в Етунхейм. В каждой лощине, в каждом тенистом уголке они держали оборону, а ночью делали вылазки — впрочем, всегда неудачные. У великанов тяжелая рука и упрямый дух, и много скал было раздроблено и расколото в этой отчаянной битве, отчего обнажилось их беззащитное нутро, ныне приветливо отсвечивающее среди серо-зеленых камней, что усеяли равнину, будто бессчетные стада Тора. На всем поле битвы можно найти эти осколки, а россыпь на склоне Сультинда растянулась на целых полмили. Но стойте! Вглядитесь: не скалы это, а существа из плоти и крови.

Они передвигались против ветра, казалось бы, беспорядочно, но все же следуя в одном направлении. Вот они скрылись из виду в лощине, вот снова показались на холме и столпились там на фоне неба, красуясь развесистыми рогами, оповещая всех о том, что северные олени вернулись на родину.

Стадо неторопливо продвигалось, по-овечьи пощипывая траву и фыркая так, как умеют только олени. Каждый, облюбовав себе полянку, объедал ее полностью и, цокая копытцами, отправлялся на поиски новой. Животные постоянно перемещались, но одно из них всегда держалось в первых рядах, если не во главе, — крупная и красивая важенка, Ведущая. Как бы ни разбредалось стадо, она всегда находилась впереди, и было заметно, что именно она задает общее направление — а значит, возглавляет остальных. Даже рослые самцы, увенчанные огромными бархатными рогами, признавали ее негласное лидерство, и если один из них своевольно решал повести остальных в другом направлении, то вскоре оказывался в одиночестве.

Ведущая последние пару недель вела свое стадо вдоль линии леса, с каждым днем приближаясь к нагорью, где сходили снега и уже почти не было слепней. Отправляясь днем на поиски подножного корма, на закате она возвращалась под защиту деревьев, потому что звери жалуют холодный ночной ветер не больше, чем люди. Но теперь лес наполнился слепнями, а укромные местечки на гористых склонах хранили тепло, поэтому олени покинули лес.

Вожак стада, скорее всего, не гордится своим статусом, во всяком случае, не осознает этого: его просто терзает тревожное чувство, когда за ним не следуют. Однако у всех бывают дни, когда хочется одиночества. Перезимовала Ведущая сытно, но сейчас она вяло и безучастно стояла с опущенной головой, пропуская стадо вперед.

Иногда она застывала с недожеванным клочком мха в зубах, устремив невидящий взор прямо перед собой, потом встряхивалась и снова занимала свое место во главе стада. Но стремление к одиночеству постепенно пересиливало. Она повернула назад, к березовой роще, но остальные пошли следом. Тогда она застыла в неподвижности, опустив голову, будто статуя на фоне холма, — ожидая, пока жующие и фыркающие олени пройдут мимо. Пропустив всех вперед, она бесшумно отошла на пару шагов, огляделась, сделала вид, что жует мох, обнюхала землю, поглядела вслед стаду, внимательно изучила холмы и наконец отправилась вниз, к безопасному лесу.