Эмманюэль Ле Руа Ладюри - История климата с 1000 года

Необходимо, однако, признать, что отмеченный «параллелизм» в настоящее время следует считать всего лишь квазиобоснованной гипотезой. Когда в нашем распоряжении будут ряды данных о фактических урожаях зерновых в XVIII в. (благодаря ли сведениям о десятинах или полученные каким-либо другим методом), тогда можно будет или подтвердить это умозаключение, или, наоборот, со всей резкостью его опровергнуть.

Зато данные о вине дают гораздо более основательную корреляцию, чем данные о зерновых: кризис перепроизводства винограда с 1778 по 1782 г. был резко усугублен следовавшими друг за другом мягкими вёснами и жаркими и сухими летними сезонами, что можно обнаружить на нашем графике за эти годы.

А возможно ли, помимо кратковременных и средней длительности флуктуаций, относительно которых ценные данные предоставляет фенологический метод, обнаружить начиная с 1550—1600 годов вековые флуктуации и длительные тенденции в изменении климата? Вопрос очень важный для изучения истории этого периода.

По правде говоря, при поверхностном взгляде на ту или иную фенологическую кривую можно поверить в возможность расшифровки таких процессов. Так, даты сбора винограда в Лаво в период с 1640 по 1710 г. становились все более и более поздними; в первой половине XVII в. в Лаво собирали виноград между 20 сентября и 10 октября, а в XVIII в. — гораздо позднее, с 10 по 30 октября.

Можно было бы сказать, что этот прекрасный пример свидетельствует о постепенно усиливающемся похолодании, установившемся во времена царствования Людовика XIV... Однако как объяснить тогда, что в Дижоне сроки уборки винограда стали запаздывать лишь через пятьдесят лет? А в Салене и Кюрнбахе средние даты сбора винограда практически совсем не изменялись ни в XVII, ни в начале XVIII в. Изменения если и были, то скорее в другую сторону. Разве виноградари Франш-Конте или Германии находились под воздействием других климатических условий, чем их швейцарские или бургундские собратья? Очевидно, нет.

Превосходная согласованность фенологических эпизодов краткой и средней длительности, относящихся к значительно удаленным друг от друга виноградникам, доказывает, что в данном случае от Германии до юга Франции преобладает один-единственный фактор, унифицирующий постановления сельских общин. Наоборот, очевидное несоответствие в тенденциях большой длительности, относящихся даже к очень близко расположенным виноградникам, не может быть отнесено на счет климата. Запаздывание сроков сбора винограда, если оно имеет место, например, в Дижоне или в Лаво, является результатом деятельности человека.

Причина этому известна: в одних местах в XVII в., в других — в XVIII в. виноградарь, поощряемый повышенным и более требовательным спросом, отказывается от традиционного пикета (вино низкого качества) и пытается улучшить качество вина и выдержать его [27] Enjalbert, 1953, стр. 462. или, например в Гиенне и в Лангедоке, перегоняет его, чтобы получить водку. В обоих случаях он заинтересован в более позднем сборе урожая: он получает тогда виноград более зрелый, с большим содержанием сахара. Такой виноград способен давать более высокие «градусы». В конце концов получается «благородная гниль». И в результате этой практики смещается вверх вся фенологическая кривая.

Как показатель переворота в виноградарстве, но не в климатическом режиме, запоздание сроков сбора винограда раскрывает одну из интересных страниц истории экономики; для того чтобы это запаздывание приобрело метеорологическое значение и указывало бы длительную климатическую тенденцию, оно должно было бы происходить во всех виноградниках в одно и то же время. Но мы видели, что это совсем не так. Следовательно, биологический показатель не выявляет в XVII и XVIII вв. длинную климатическую волну [28] В отношении XVI в. проблема ставится несколько иначе, см. стр. 173 и далее. , которая накладывалась бы на эпизоды малой и средней продолжительности, столь четко и синхронно обнаруживающиеся на всех графиках.

Тем не менее возможно, что длинная климатическая волна существует. Но ее нужно выявлять другими средствами, более чувствительными и более тонкими. На данном уровне исследования фенологический показатель слишком груб, слишком нарушается факторами, связанными с деятельностью человека, чтобы от него можно было требовать данных о вековом процессе.

Вековая — вот выразительный термин, хорошо отражающий сущность проблемы. Каковы же, если говорить точнее, предмет, содержание вековой истории климата? С какой научно описанной моделью можно связать те долговременные флуктуации, которые эта история собирается выявить? В какой интервал времени она может законно вписаться и как развернет свои исследования?

Может быть, следует сперва уточнить некоторые термины. Современные метеорологи [78; 292, стр. 403] различают среди исследуемых ими объектов три типа временных колебаний: во-первых, геологические, оказывающие влияние на температуру или (и) атмосферные осадки на протяжении тысяч или миллионов лет; во-вторых, климатические и, в-третьих, вековые, оказывающие воздействие на протяжении одного или нескольких столетий или в течение значительной части века (несколько десятилетий).

Эти термины, весьма полезные, можно было бы дополнить несколькими разумными заимствованиями из языка историков-экономистов, которые применительно к ценам, доходам или заработной плате — это не имеет значения — рассматривают флуктуации, или колебания, в пределах одного десятилетия, десятилетние, междесятилетние (длительностью более одного десятилетия), за много десятилетий. Для хронологических последовательностей более высокого порядка они вводят понятия колебаний внутривековых, вековых, межвековых, многовековых, внутритысячелетних, тысячелетних, межтысячелетних, за много тысячелетий... При других обстоятельствах экономисты условились говорить о флуктуациях малой продолжительности (несколько лет), средней продолжительности (одно или два десятилетия) и длительных (столетие или по меньшей мере несколько десятилетий). К этому третьему интервалу (длительной, вековой продолжительности) они, кроме того, охотно применяют термины «тренд», или «вековая тенденция». Все эти выражения, вошедшие в обиход у историков, могут быть позаимствованы исследователями эволюции климата, и я не премину ими воспользоваться.

Вернемся теперь, после таксиномических [29] Таксиномия — наука о классификации. рассуждений, к собственно вековым проблемам, к задачам предварительного установления объектов, содержания и моделей исследования.

По вопросу относительно объектов, содержания и моделей исследования вековых колебаний на первых порах следует обратиться к точным научным дисциплинам, смежным с нашей областью исследования. В самом деле, вот уже примерно тридцать лет многие ученые, особенно метеорологи, но также и гляциологи и др., определяют, обследуют и изучают со всех сторон наиболее близкую к нашему времени флуктуацию климата: вековую тенденцию к потеплению, проявившуюся как в Европе, так и во всем мире. Флуктуация громадного пространственного распространения, в настоящее время хорошо известная, представляет собой конечный эпизод эволюции климата, происходящей в течение двух последних тысячелетий. Сама по себе она является историческим фактом первостепенного значения; она полностью относится к явлениям большой длительности, к области векового и даже, как это будет видно из дальнейшего, многовекового тренда. Тем самым она представляет собой хронологический интервал определенного типа, а именно вековой (в некоторых случаях — межвековой и многовековой), и является центром исследования, проводимого в этой книге. Проще говоря, она предоставляет нам достоверную модель (аналогичную или с зеркальным отражением) предшествующих и гораздо менее известных флуктуаций, которые могли иметь место в средние века и в новое время.