Эмманюэль Ле Руа Ладюри - История климата с 1000 года

Среди собранных Уттерстрёмом данных наиболее ярко отражают длительную климатическую тенденцию с ее вековыми пульсациями факты, относящиеся к деятельности ледников. Но хронология этих пульсаций слишком неясна, их размах и значение для человека определены слишком ненадежно; так допустимо ли, основываясь на таких данных, делать уверенные выводы, подобные тем, которые предлагает нам автор? Что подумали бы об историке, который экономическое развитие Европы начиная с 1850 г. стал бы объяснять отступанием ледников, безусловно установленным для Альп и в той или иной степени — для других горных районов? Разве это было бы менее оправданным, чем попытка Уттерстрёма установить тесную связь между продвижением ледников и экономическими кризисами в Европе в XIV, XV и XVII столетиях?

Однако антропоцентризм — не единственный элемент, который можно критиковать в попытках исторической интерпретации, расцветающих пышным цветом вокруг проблемы климата. Дело еще в том, что другие исследователи — историки или неисторики — были одержимы демоном цикломании. Пионер американской дендрохронологии Дуглас потратил годы, чтобы с помощью невообразимых статистических ухищрений обнаружить в годичных древесных кольцах отражение десятилетнего цикла солнечных пятен [96]. Отец и сын Жевоны, Генри Мур проделывали то же, используя сведения о ценах на кукурузу, ходе безработицы и ценах на свинину в Чикаго [4] Библиография их работ содержится в [165, стр. 89; 28, стр. 412—454]. . Под влиянием их работ находился Даже Беверидж. Брюкнер заставил колебаться с периодом 35 лет показания термометра, даты сбора винограда и положение ледниковых языков [52]. Что же касается «астроклиматических» циклов продолжительностью сорок тысяч лет, предложенных Миланковичем, то эта концепция все еще продолжает оказывать разрушительное действие [196]. Эти умозрительные построения иногда находят выход в виде совершенно неправдоподобных прогнозов: охотники за циклами без колебаний, используя обнаруженную периодичность, экстраполируют что угодно, вплоть до уровня воды в Сене в 2000 г. [137].

Таким образом, можно сказать, что подобные исследования имеют такое же отношение к настоящей истории климата, какое философский камень имеет к кислороду. Тем не менее ими занимались поколения исследователей. И вот в настоящее время они оказались пораженными бесплодием. Не отрицая абсолютно теоретическую возможность существования регулярной периодичности, климатологи перестали верить в циклические явления с постоянным периодом действия и в «вечное повторение» климата. Их гораздо больше интересует то, что определяется словом «флуктуации», т. е. колебания, физическая реальность которых неоспорима, но период изменчив.

Серьезные историки не дожидались этого приговора научной метеорологии. Сталкиваясь с рискованными построениями романтиков-климатологов, они только пожимали плечами. «Я остерегаюсь климатологических объяснений», — говорит один историк-экономист (П. Жонен), повторяя как эхо общее мнение своей корпорации. Опасение оправданное, поскольку каждому из таких объяснений легко противопоставить объяснение, равноценное и вразумительное, сделанное с позиций чисто экономических и социологических. Так, демографические особенности, финансы, ограниченность средств существования, низкая производительность позволяют объяснить «кризис», проявлявшийся в некоторых областях в XVII столетии. В конечном счете экономических причин и капризов вкуса часто бывает достаточно, чтобы обосновать изменения в рыболовстве, и с еще большей убедительностью — изменения в женской моде.

Если обратиться к Средиземноморью, то относительный упадок Испании связан отнюдь не с понижением влажности воздуха, а с социальной структурой, с тоталитарной религией, с денежными реформами в эпоху Возрождения и барокко, с неприспособленностью финансовой системы к капитализму, с географией, не удовлетворяющей требованиям новой экономики. Что касается катастроф в XIV и XV вв., то наряду с другими факторами эпидемии бубонной и легочной чумы были гораздо более действенными причинами, чем гипотетическое похолодание.

Можно еще отметить, что наивный антропоцентризм первых историков климата относится к тому типу рассуждений, которые не имеют выхода из замкнутого круга. Хантингтон объясняет миграции монголов колебаниями атмосферных осадков и давления воздуха в засушливых зонах Центральной Азии [190, стр. 378—379]. Брукс, [5] Брукс без всяких колебаний пишет: «Моя плювиометрическая кривая для Азии (рис. 33) взята в основном ... из диаграммы Тойнби для миграций, проверенной по уровням Каспия (!)» [50, рис. 33]. упорно следуя по этому же пути, строит кривую хода атмосферных осадков для Центральной Азии, основываясь на собранных данных о миграциях монголов! Первый экстраполирует от барометра к монголам. Второй (еще более незаконно) — от монголов к барометру. Двойное заблуждение!

Эти «методы», эти «уловки» (Ф. Бродель) вызвали у многих ученых и историков совершенно обратную реакцию: соблазн легких побед и громовых опровержений. Они стали просто-напросто полностью отрицать «недавние» (исторические) изменения климата. Так, Анго [11] и Араго в XIX столетии, а ближе к нашему времени Андре Эмар [18] ссылаются на вполне основательные факты (стабильность границ растительности, границ распространения виноградников и т. д.), когда отрицают возможность флуктуаций климата со времени античной эпохи. Они ограничиваются тем, что неуклонно противопоставляют бурному трансформизму авторов измышления о климате [190] [6] На эту работу в основном ссылается Эмар. свою позицию неизменности. Критика такого типа, выходя за пределы своих целей, компрометирует саму возможность создания истории климата.

Тем не менее создание истории климата целесообразно, но, разумеется, при условии полного преодоления (как и в географии климатов [292, стр. 29—37]) антропоцентрических предубеждений. При условии также, что реальность не будет ограничена заранее выбранными рамками одного цикла. И, что особенно важно, также при условии, что основные ряды будут создаваться на основе лишь строго климатических фактов. Отдельная миграция, один случай голода или перечень таких случаев (и тем более кривая цен на сельскохозяйственные продукты) не являются и не могут считаться строго климатическими фактами. Миграция отвечает исключительно сложным человеческим побуждениям и движущим силам. Голод возникает, когда создаются тяжелые условия для произрастания зерновых, и климатически дешифрировать такие условия никогда нельзя a priori, поскольку речь может идти о граде, морозе, дожде, тумане, вредителях, выгорании посевов, засухе, о метеорологических событиях, иногда очень кратковременных и незначительных в климатическом смысле.