Григорий Устинов - Первая зорька

Положив двустволку на землю, прицелился из винтовки и выстрелил. Пуля чмокнулась о тушку, я вскочил, как мальчишка, да и туда! А глухарь-то оказался только раненый, с перебитым крылом. Я к нему, а он от меня… Известно, у глухарей ноги крепкие, бегают здорово. До густых сумерек носился за ним по лесу, на бегу стрелял из винтовки, но, конечно, не попал.

Отпустил охотничье счастье! Закружился в лесу, не нашел оставленного на земле чужого ружья и только ночью притащился домой.

…Какая длинная ночь! Лежу и думаю: как сказать Петровичу про ружье?

А позор-то какой: ружье потерял! Охотничек!

…Ни свет ни заря — побежал к Петровичу. Тот выслушал меня, спросил:

— Место, где стрелял глухаря, найдешь?

— Конечно.

— Тогда созовем соседей и начнем искать…

Часа через два шестеро поднялись мы на гору. Я не торопясь шел впереди и, стараясь во всех подробностях вспомнить обстановку вечера, искал место, откуда стрелял.

— Здесь где-то, — наконец проговорил я неуверенно.

Петрович огляделся. Затем отвел нас всех назад и распорядился:

— Пойдем ровной цепью. Не торопитесь. Если не найдем, завернемся. А кто поднимет ружье, тому с Андреича магарыч!

Тут я вспомнил одну деталь и громко сказал:

— Товарищи! Забыл совсем, ружье-то лежит со взведенными курками, осторожнее!

Прошли так метров шестьдесят, кто-то закричал:

— Нашел! Нашел!

Все бросились на крик, но с противоположного конца другой заголосил:

— И я нашел… Вон он, сердешный, лежит!

Куда идти? Кто нашел ружье? Мы с Петровичем отправились к тому, кто закричал первый. Петрович наклонился, поднял централку, взглянул на курки, вскинул стволы вверх.

— Трах! Трах!.. — гулко прокатился по лиственницам салют радости.

Тут подбежал другой и подал мне… безголового глухаря. Вероятно, ночью моего злосчастного подраныша загрыз какой-то зверек, отъел ему голову.

Пошли домой. Петрович затянул веселую песню, обрадовавшись, что нашел ружье, а я смущенно брел сзади с безголовым глухарем под мышкой.

Никому не советую ходить в лес с двумя ружьями.

Как-то в августе по проселочной дороге шла грузовая автомашина. В кабине рядом с кудреватым шофером сидел толстый и румяненький Иван Петрович Брючкин. В коленях он сжимал заряженное ружье.

В кузов были погружены лодка, ящик с подвесным мотором, бочка горючего и другое имущество. Тут же разместились и спутники Ивана Петровича — Пуночкин и Коробков. Пуночкин, широко расставив ноги, держался за кабину, а Коробков сидел в лодке.

Вскоре машина свернула в сторону и подошла к стогу колхозного сена. Иван Петрович вылез из кабины и распорядился:

— Скорее, товарищи! Пока никого нет, набирайте сена. Ехать будет удобнее, да и на ночлеге пригодится.

Натаскали сена.

— Лезьте сюда в кузов, Иван Петрович! Сидеть помягче, воздух чистый, да… может, кого и подшибем, — угодливо предложил Пуночкин.

— И то верно. Яша! Давай, нажимай вдоль кустов к березовому колку. Луга здесь ровные — что твоя карта! — сказал шоферу Брючкин, забираясь в кузов с ружьем.

В это время из кустика выскочил заяц. Шофер повернул за ним, с кузова загремели выстрелы. Зайца подбили и загнали.

— Вот и «с полем»! — захлебываясь от радости, закричал Пуночкин, закидывая зайца в лодку.

Охотники исколесили на машине все окружные луга и перелески, проехали вдоль кромки болот. Выстрелы с кузова хлопали один за другим. Стреляли во все живое.

Из зарослей куги поднялась кряква. Брючкин выстрелил, но не попал. За ним сдублетил Пуночкин, и утка упала в болото.

— Вот вы как ее! — улыбнулся Пуночкин. — Сплавать, достать?

— Ну ее к черту, только время терять. Поехали дальше! — распоряжался Иван Петрович, перезаряжая ружье.

Мимо пролетел большой табунок долгоносых куличков. Затрещали выстрелы… Серые птички, сбитые дробью, валились в болото. Уцелело их не более десятка. Охотники смеялись, а машина шла дальше и дальше. Наконец выехали на дорогу. Показались тростники, и автомашина подошла к озеру. А через час озеро уже заполнилось громом выстрелов, трещанием мотора и дикими, ошалелыми криками:

— Сюда, сюда подворачивай… Жарь ее!

— Добивай шестом!

— Лупи из обоих стволов.

…Только поздно вечером компания возвратилась к рыбацкой землянке, где решили расположиться. В лодке лежало более сотни молодых уток, лысух и гагар.

— Вот это охота! Постреляли!.. А находятся чудаки, сидят с чучелами да ждут, когда к ним утки подлетят. Разве это дело? Охота должна быть активной, с использованием техники, — авторитетно заявил Иван Петрович, развалившись у автомашины на сброшенном сене.

— Давайте, товарищи, по маленькой пропустим за нашего смелого моториста, а потом и утятины наварим, — выкрикнул Коробков.

— Дров здесь нет, берег-то голый, — хмуро отозвался шофер, подсаживаясь к компании.

— Дров нет? Чепуха это, дорогой. Можно вон нары в землянке разобрать. А рыбаки поспят и на полу, мы им сена оставим, — высказался Иван Петрович.

Вскоре на берегу разгорелся яркий костер. Над озером понеслась недружная песня подгулявшей компании:

Пришла зима. Охотники города начали сдавать установленный охотничий минимум, оформлять новые охотничьи билеты.

Пришел на собеседование и Брючкин.

— А почему, товарищ Брючкин, не посещали бесед и практических занятий? — спросил секретарь, заглянув в билет.

— Загружен работой.

— Мы все загружены работой.

— Сколько лет вы занимаетесь охотой? — задал вопрос председатель комиссии.

— Лет двадцать, — не моргнув глазом, солгал Брючкин.

— Ну вот, старый охотник, а дисциплину общества нарушаете. У вас какое ружье?

— Двенадцатого калибра. Штучное Тульского завода, с золотой гравировкой, — громко ответил Брючкин.

— Хорошее оружие… Вот на столе гильзы и все необходимое. Зарядите нам один патрон для выстрела по утке и один для стрельбы волка. Пожалуйста! — предложил председатель.

Поморщившись, Иван Петрович начал перебирать на столе боеприпасы и разные приборы. Патрон-то он, собственно говоря, никогда сам и не заряжал. Покупал готовые или заряжали Пуночкин с Коробковым.

— Ну, что же вы? — спросил один из членов комиссии.

Тогда Брючкин решительно поддел большой меркой бездымный порох и высыпал его в гильзу. Запыжил войлочным пыжом. Затем такую же мерку насыпал дроби номер два и начал укладывать картонный пыж. Но дробь лежала вровень с краями гильзы, и у него ничего не получалось. И он отсыпал часть дроби обратно в мешочек.

— Все? — спросил председатель.

— Все. А что еще? Патрон, как патрон.

В комнате среди охотников послышались смешки.