Антоний Фердинанд Оссендовский - В людских и лесных дебрях

Это гудение, однако, усиливалось с каждой минутой, пока, наконец, не перешло в неустанный басовый гул, который наполнил весь лес, все его закоулки от густой травы до крон дубов. Звук этот забирался в души, сердце и мозг. Порой казалось, что взорвет он череп. Наверное, колдун сумел бы довести человека до безумия с помощью этих маленьких дощечек с полоской бересты.

Гудение начало слабнуть и перешло в удивительное, едва уловимое ухом жужжание. Одновременно шаман отошел в тень деревьев и, тогда в разных местах, среди царящей под кронами темноты, начали загораться бледные фосфоресцирующие огоньки.

Гольды начали что-то шептать про себя, с благоговением и тревогой вглядываясь в ночной мрак.

Что это было? Внушение, вызванное игрой шамана, или, опять же, он бросал в воздух какие-то светящиеся предметы, например кусочки дубовой трухи, порошок сгнивших грибов или светящихся насекомых, которых так много водится в Уссурийском крае?

После появления огоньков, шаман выкрикнул что-то, очень порадовавшее уже совершенно пьяных, самых близких родственников покойного.

Гольдов, устроивших торжество, эта весть принудила к наполнению нескольких новых мисок и кувшинов, что очень понравилось нашим проводникам.

— Богатые, солидные похороны! — бормотали они, потирая руки.

Когда колдун занял свое место у костра, начался пир, точнее пьянка, в которой приняли активное участие и мои проводники. Люди просто напивались алкоголем, давились им, падали и снова поднимались затем, чтобы пить дальше.

Ели мало, время от времени разрывая зубами куски жареного и вареного мяса или сушеную рыбу. Спустя несколько часов костер уже угасал, а гольды, что-то бормоча и ворочаясь, спали пьяным сном.

Проводники еще хлопотали у оставшегося бочонка с водкой, но были уже совершенно пьяны.

Я боялся за следующий день, но ошибся. Проводники встали на рассвете, немного побледневшие, но выполняли обычные дела с прежней ловкостью и быстротой. Что касается гольдов, уже спозаранку след их простыл. Кладбище опустело, и остались только висящие на дереве и колышущиеся порывами ветра гробы из бересты.

Несколькими месяцами позднее встретил я в тайге гольдов, от которых осталось такое неприятное воспоминание по причине пьяной похоронной оргии.

Однако я изменил свое мнение, когда увидел их в условиях тяжелой борьбы за существование. Их было трое, все охотники; у них были пистонные ружья, ножи и топоры за поясами. Их одежда заинтересовала меня. В первую очередь штаны и ботинки, сделанные вместе из оленьего меха. Мех был на внутренней и наружной стороне обуви. Вовнутрь были вшиты стриженые заячьи шкурки. Сверху на голое тело гольды надевали специальные гольдские рубахи. Они заслуживают описания. Представим себе две рубахи из оленьего меха, вложенные одна в другую так, что мех присутствует на наружной и внутренней стороне. Это сделано, чтобы между слоями шкур оставался воздух, как наилучшая защита от холода, при этом, два меховых слоя отделяются изнутри друг от друга спиралями из оленьих жил. К плечевой части такой рубашки пришивается капюшон, заменяющий не только шапку, но и маску на лицо от холодного ветра, а к рукавам меховые рукавицы.

У меня была такая рубаха во время зимней охоты и, утверждаю, что не знаю лучшей одежды для больших морозов. Путешественник, одетый в такую рубашку, может спокойно пребывать прямо на снегу при полярных морозах и ветрах.

Я застал гольдских охотников у костра. Они только что убили несколько серн и оленей. С рассветом один из гольдов собирался на охоту. Я воскликнул, когда увидел, как он одевался. Он надел на голое тело тонкие штаны и рубашку из замши, из шкуры молодого оленя. На его ногах были низкие меховые сапоги, типа североамериканских индейских мокасин, и короткие, но широкие лыжи, которые не сдерживали движения в лесу, среди кустов.

Отъехав несколько километров от лагеря гольдов, я оказался свидетелем удивительной охотничьей сцены. Молодой гольд преследовал оленя. С чрезвычайной скоростью мчался он на своих лыжах через чащу, крича и свистя, как бы побуждая оленя к бегу.

Скорость гольда была настолько велика, что он ни на минуту не терял из виду свою жертву, которая направлялась в сторону глубокого оврага, наполненного снегом. Испуганный олень скрылся в этом овраге и, увязая в глубоком снегу, начал скакать, стараясь быстрее его пробежать и выйти на противоположный крутой склон. Но, собственно, в эту минуту с крутого берега оврага скатился на своих лыжах гольд и обрушился на оленя, который уже вскоре лежал связанный. Гольд вскарабкался на крутой склон оврага, чтобы позвать на помощь своих товарищей.

Во всех движениях гольда была такая ловкость, сила и упорство, столько красоты обнаруживала эта сцена противоборства человека со зверем, что я, порой, чувствовал досаду, когда темным облаком надвигались на меня воспоминания омерзительной ночной оргии в лесу, на маленьком кладбище с висящими на ветвях дуба гробами.

Уссурийская тайга переполнена богатствами. Изобилует она самыми дорогими мехами, золотом, цветными камнями, женьшенем, прекрасной рыбой, а прежде всего запасами продовольствия для тысяч людей, состоящего из мяса птиц, оленей, лосей и серн. Становится понятным, зачем люди пробираются через дебри, отыскивая эти богатства и способы выживания. Естественно, за этими людьми идут другие, более предприимчивые, лишенные, порой, даже элементарных моральных понятий. Это люди-тигры. Я уже упоминал об «Одноглазом», о бандах разбойников и других преступниках, рыскающих в лесах и охотящихся на людей и их добычу, с таким трудом вырванную у земли, воды и дебрей.

Люди — тигры… Так поэтично назвал этих лесных «конквистадоров» один из китайских охотников на реке Улахэ, порой, обижаемый ими, хотя и «тигры» — это преимущественно китайцы. Это разрозненные, но хорошо организованные банды хунхузов, которые возникают среди постоянно голодных миллионов сынов Небесного Государства, безработных кули, а также дезертиров недисциплинированной китайской армии.

Такие отчаявшиеся или авантюристические индивиды запасаются оружием и отправляются за приключениями и добычей. В Китае с его густой населенностью и нуждой не имеют они ничего для работы, и, таким образом, или разбойничают в северных областях Кореи, где уже с ними расправились японские власти, но также переходят границы российских концессий в Маньчжурии или углубляются в леса Уссурийского края. Хунхузы часто орудуют в определенных областях, где обычно находятся большие предприятия; работают в них время от времени в роли обычных работников, но также держат в своих руках под угрозой смерти китайцев, работающих на этих предприятиях, взимают с них дань, порой же, и с предприятий, которые же взамен за это требуют от бандитов помогать им держать работников в строгом повиновении. Чаще всего, однако, хунхузы рыскают по всему краю, быстро передвигаясь с места на место: к этому их вынуждает или преследование вооруженных отрядов полиции, или известие о группе людей, успешно эксплуатирующих естественные богатства лесов.