Владимир Иванов - Архипелаг двух морей

Собаки устали как черти! Четыре взрослых и три щенка. Молодцы щенята! Хорошо работали всю дорогу. Дважды перевернулась нарта. Ну и трасса у меня нынче! Четвертый год пошел, как я стал охотником, приходилось ездить вокруг островов Бельковский, Котельный, Бунге, Фаддеевский, и нигде никогда не встречал такой трассы.

Каждый год в здании «Союзпушнины», что на Московском проспекте в Ленинграде, происходит традиционный Международный аукцион мехов. Проезжая иногда по Московскому проспекту на работу, я вижу столпившиеся у тротуара перламутровые «мерседесы» и горбатые «фольксвагены», из которых вылезают и неторопливо следуют внутрь здания джентльмены.

На языке промысловиков-охотников элитные шкурки песца называются «головкой». Это шкурка сытого, крупного песца, взятого весной (но не позже середины мая, когда начинается линька), когда зимние бури выдули слабый, ненужный волос, а солнце успело отбелить мех. Лучший песец — с Новосибирских островов. «Шкура сего зверя, — писал в свое время медико-хирург Фигурин, — есть известная рухлядь, составляющая немаловажное богатство здешних жителей».

Вероятно, в международной меховой торговле действует иная терминология. Меховщик из Лондона или Брюсселя вряд ли знает слово «головка» и, держа невесомую, как бы перетекающую из руки в руку шкурку, не думает о парне, который продирался через торосы на льду у северного берега острова Фаддеевский, как, впрочем, и он не думает о дамах, которые будут носить эти меха.

24. XII.65 г. Сегодня выезжаю в сторону Анжу. Ветер сильный, встречный. Нынче настал непесцовый год. По сей день у меня всего лишь 11 песцов. Гиблое дело!

Численность песцов прямо зависит от «урожайности» лемминга. Это заметил уже А. Е. Фигурин: «…сии пеструшки доставляют немало продовольствия большим животным, и потому избыток и недостаток сих последних зависит от большего или меньшего количества пеструшек. Удивления достойные путешествия, предпринимаемые ими во множестве с островов Котельного, Фаддеевского и Новой Сибири к берегам Ледовитого моря, причиняют им от голода и подбоя ног великую пагубу». В 1812 году геодезист Пшеницын летовал на острове Фаддеевском. Неожиданная миграция «мышей» с острова оставила собак экспедиции без корма. Санников, прибывший 6 октября на Фаддеевский, «застал там геодезиста Пшеницына с товарищами в самой крайности».

Причины двух-, трех- и четырехгодичной цикличности колебаний численности лемминга пока не установлены.

Лемминг беззащитен. Его едят песцы, волки, собаки и даже травояднейший северный олень с удовольствием съест лемминга, если ему удастся его схватить. С неба на лемминга пикируют совы, сапсаны, поморники. Переплывая тундровые водоемы во время миграций, лемминги попадают в пасть гольцу или щуке. Чтобы сохранить свой род, зверек получил от природы одно оружие — плодовитость. В отдельные годы летом вся поверхность тундры между кочками покрыта протоптанными леммингами тропинками, словно трухлявое дерево — ходами древоточцев. Ходы-тропинки то выходят на дневную поверхность, то ныряют под кочки, они усыпаны кучками экскрементов и клочками «леммингова сена», заготовленного на зиму, но вырытого из-под земли песцами. Лемминги с писком выскакивают из-под сапог и быстро катятся по своим тропкам, пока не окажутся под одной из кочек. Иногда, не попав в норку, а, забежав в тупик между двумя соседними кочками, лемминг принимает угрожающую позу: толстенький зверек длиной меньше авторучки становится на задние лапки, поднимая передние в стороны и вверх (в такой позе на старинных гравюрах изображался медведь, на которого идет охотник с рогатиной), он шипит и скалит два своих длинных желтых зуба. Если бы такого зверя увеличить раз в сто, безусловно, он был бы страшен.

Почва на участках, облюбованных леммингами, буквально ходит ходуном под сапогами, а, когда их становится еще больше, поверхность тундры приобретает вид вспаханного поля. Когда же процесс доходит до апогея, наступает кризис «перепроизводства» леммингов, точнее, переосвоенности мест обитания. Тундра не может обеспечить своих чрезмерно расплодившихся обитателей пищей и жильем, и природа «включает» защитные механизмы. Начинаются миграции, о которых так образно писал А. Е. Фигурин, а в колониях, оставшихся на месте, словно по волшебству, всегда мирные грызуны становятся свирепыми хищниками, каннибалами, умерщвляющими друг друга. Природа на время лишает зверьков естественного чувства страха, и они попадают на съедение хищникам… Вся серия этих жестоких, на наш взгляд, «мероприятий» направлена на обновление и «перемешивание» популяций лемминга.

«Урожайный» на лемминга год не обязательно добычливый для охотника. Лучше всего, когда летом лемминга много и песец активно размножается, а к осени лемминг исчезает. Либо ложится такой глубокий снег, что достать грызуна трудно. Тогда голодный песец идет в ловушку…

В тетради нет больше записей, относящихся к несчастливому охотничьему сезону 1965–1966 годов, и итог мы узнаем позже, из записей декабря 1966 года: тридцать три шкурки за весь сезон. Дядя Коля с острова Бельковского говорил мне, что в самые плохие годы он добывал около тридцати песцов. Этого едва хватает, чтобы покрыть неизбежные для охотника расходы, а прибыли не будет никакой.

1. VIII.66 г. , понедельник. Сюда из Центральной приехал 29-го, вернее, не приехал, а прибежал. Сам спереди, а восемь собак сзади. Уморили черти, ни за что не отстают. А сядешь на нарту — ни черта не могут везти. Пастей, начиная с Анжу, до этой избы всех отремонтировал. Сегодня занимаюсь стряпней. Вот такие дела, браток!

Кого он называет «братком»? Своего компаньона Кольку? Или разговаривает сам с собой, не имея другого собеседника в мире одиночества? Запись, приведенная выше, сделана ровно через год после самой первой записи.

6. VIII.66 г. , суббота. Сегодня день туманный. Позавтракав, накормив собак, выхожу в сторону Саха-балагана ( Избушка на острове Фаддеевский ). Собак оставлю здесь. Вернусь завтра вечером. Буду ремонтировать пастей, заготовлять дров, убивать оленей, если только они есть в этом районе.

Он пишет «убивать», а не «охотиться». Охота подразумевает элемент случайности, удачи. Здесь речь идет о заготовках, которые должны быть выполнены безоговорочно, иначе все дело будет обречено на гибель. Промысловик Иван Иванович из Темпа говорил, что собачья упряжка зимой съедает оленя за три дня. Другой охотник рассказал, что его упряжке в период горячей работы нужно на день полтора оленя. Дядя Коля назвал третью цифру: один — три килограмма мяса на собаку в день в зависимости от нагрузки, а упряжка — восемь собак… Проверить точность цифр трудно.