Владимир Иванов - Архипелаг двух морей

Однажды я молча работал в палатке, а две пуночки принялись скатываться по крыше, как дети с горки, и делали это полдня.

Сейчас осень, потревоженная стая пуночек с писком бросается врассыпную, словно горсть гороха, брошенная неловкой рукой.

В предыдущих главах я цитировал дневники разных людей. Теперь мой собственный.

25 августа.Утром ребята говорили между собой:

— Сегодня двадцать какое?

— Да двадцать большое какое-то уже. А что?

— К жене на день рождения боюсь опоздать. (Это — студент).

— Ты, главное, на свадьбу к ней не опоздай. Студент не понял юмора.

— Не приглашала еще на свадьбу? Ну, тогда еще ничего страшного…

Все отряды по радио сообщают, что еще не сделана кое-какая работа. Какая именно? Отвечают не очень отчетливо. Мне все понятно. Может быть, это самое приятное время в течение всего полевого сезона: три-четыре дня между окончанием маршрутов и возвращением на базу экспедиции. План выполнен, но нужно привести в порядок полевые материалы, спокойно обдумать сделанное за лето. Когда попадешь на базу и увидишь самолет, отлетающий на материк, сосредоточиться будет уже трудно. Захочется домой.

После обеда улетел в Тикси «Мухолов». Так наши ребята зовут Костю Городкова, энтомолога из Зоологического института Академии наук. Летом на чокурдахском аэродроме ко мне подошел человечек с большим рюкзаком и вежливо спросил, не наш ли это самолет летит на Новосибирские острова. Узнав, что наш, попросил взять его с собой, предупредив, что денег на оплату у него нет. В самолете он вытащил из полевой сумки школьную карту Советского Союза для четвертого класса и указал пальцем на остров Котельный: «Мы летим сюда?» — «Да», — ответил я. «Спасибо, сюда мне и надо». Такая точность привязки была для него достаточной. Потом наш новый знакомый достал стеклянный пузырек, сквозь пробку которого были пропущены две изогнутые трубочки. Мы не успели понять, что это такое, как он взял одну трубку в рот, конец другой ловко подвел к комару, летавшему по салону самолета, потянул в себя воздух — и комар оказался внутри склянки. Городков изучал комаров, и этот пузырек был его основным орудием труда. Нашим геологам объект изучения не казался серьезным, мы считали, что комаров нужно уничтожать, а не изучать, академический облик «Мухолова» располагал к юмору.

В течение сезона Городков редко попадался на глаза. Лишь иногда он бесшумно появлялся в балке и просил взять его на вездеход, уходящий в дальний маршрут. За лето он незаметно побывал на всех островах. Мы считали, что на Новосибирских островах комаров нет: изредка, в особо жаркую погоду, укусят один-два неизвестно откуда взявшиеся. Городков умудрился найти несколько их видов и ожидал от своих находок важных результатов.

Вчера в первый раз я разговаривал с ним серьезно и узнал, что за несколько лет он объездил всю советскую Арктику. В средствах он был очень ограничен. Его единственным «капиталом» была вежливость, а на Севере это ценится. Главное же, все, с кем ему приходилось иметь дело, видели, что Городков — энтузиаст. Энтузиасту отказать невозможно.

Я спросил, не родственник ли он В. Н. Городкову, полярному исследователю, автору фундаментальной работы «Растительность и почвы о. Котельного», «Сын», — ответил наш Городков.

26 августа. Д. А. Вольнов, Эля и я поехали в район полярной станции Котельный посмотреть пермский разрез. Собственно, это был не рабочий, а скорее ознакомительный маршрут, чтобы наметить участки детальных исследований на следующий сезон. Настроение у нас было чемоданное, по дороге много разговаривали, шутили, на карту смотрели невнимательно и в итоге перепутали речки. Мы вылезли из вездехода, думая, что здесь начало нашего маршрута. Водителя же послали вперед километра за три, попросив приготовить там чай. Уходящий вездеход был еще виден на склоне, когда мы убедились что начинать маршрут нужно не здесь, а именно там, куда мы направили водителя. Мы замахали руками, но было поздно

Идти в шубе было тяжело. Мы шли по берегу моря под скалами, пляж был совсем узкий, местами возвышались «непропуски» — обрывы, уходящие прямо в воду. Волна била в камень. Ветер дул порывами. В интервалах между порывами ветра было тихо, но волны, казалось, взлетали еще выше. Перед очередным «непропуском» я дождался самой высокой волны, затем отсчитал девятый вал и, как только он схлынул, решился пробежать под скалой. Однако оказалось, что-либо вал был восьмым, либо десятый вал еще сильнее девятого. Окатило освежающим душем, «кипящая» вода прошла между сапог, вымывая гальку из-под подошв. Пришлось собирать мелкий плавник и разводить костер.

Отложения пермского возраста на этом участке первым обнаружил наш коллега В. А. Виноградов. Раньше их не знали в этой части Котельного, находка существенно меняла представление об истории геологического развития района, и нам хотелось либо убедиться в этом самим, либо опровергнуть. Мы долго искали фауну, пока не напали на слои с обилием явно пермских пелеципод и брахиопод. Слава Виноградов не ошибался.

Мы с Вольновым окоченели и думали только, как скорее попасть домой. Однако Эля невозмутимо продолжала работать, ее красные лыжные брюки ярким пятном выделялись на черном фоне обнажения. Наконец, нам удалось уговорить ее спуститься, и мы уже почти дошли до вездехода, как вдруг Эля спохватилась:

— А какая мощность верхней пачки?

— Пятьдесят метров, — сказал Вольнов.

— Нет, больше. Метров семьдесят.

— Точно, семьдесят, — согласился Вольнов. — Поехали ради бога…

— Нет, это ты просто так согласился, чтобы я отвязалась. А надо замерить.

Напрасно Вольнов пытался доказать, что сегодняшний маршрут лишь рекогносцировка, а детальное изучение этого разреза мы начнем в будущем году. Эля заставила нас мерить мощность.

27 августа. Завтра едем с Колей Манкевичем в последний кольцевой маршрут по отрядам. Колю, как всегда, мучит предстартовая лихорадка. Его вездеход давно готов к поездке. Если бы фары не были разбиты, Коля заставил бы меня ехать ночью. Ему не спится, он то и дело заходит ко мне с вопросами.

28 августа. Выехали рано, когда все спали. Прилив еще не начался. Ехали прямо по отмели. Кое-где сидели одинокие чайки. Прежде чем взлететь с илистой отмели, чайка разбегается, делая медленные и широкие шаги, вытянув вперед шею.

Мы едем в отряд М. К. Косько, он стоит на реке Решетникова. Унтер-офицер Решетников, известный своей отважностью, а также слесарным и оружейным искусством, был спутником М. М. Геденштрома.

Пока мы ехали, я думал о том, как бы было хорошо иметь машину, сконструированную специально для наших условий. Но это не мешает мне вспомнить добрым словом тесную и теплую кабину ГАЗ-47. И даже не только кабину вездехода.