Эдгар Берроуз - ТАРЗАН. Том 5

— Но как отсюда выйти? Мы не сможем...

— Черт побери! Я совсем не хочу, чтобы мне утром отрубили голову! Это будет скверный подарок ко дню рождения.

— Что ты имеешь в виду?

— Если я не сбился со счета, сидя в этой вонючей дыре, завтра мне должно стукнуть двадцать пять. А тебе сколько лет, Дуг?

— Двадцать.

— Боже, они вытащили тебя на войну прямо из колыбели!

— Мы только пытаемся убедить себя, что нам не страшно. А на самом деле я очень боюсь.

— Я боюсь, как черт! — согласился Дэвис.

— Что вы там болтаете! — визгливо заорал часовой.— Заткнитесь! Молчать! Я сказал! — и он разразился потоком новой брани.

— Заткнись сам, пьяная вонючка! — ответил Дуглас.

— А вот за это я вас убью! — завопил японец.— Укокошу и скажу капитану, что вы хотели бежать и я вас пристрелил при попытке к бегству.

Он поднял винтовку и прицелился в темноту, царившую в хижине, где помещались пленники.

В тени, отбрасываемой строениями, промелькнула крадущаяся фигура. Она тихо двинулась к часовому.

В это время на другом конце деревни усилились крики брани. Матсуо и Сокабе, повышая голос, выкрикивали ругательства, изощренно оскорбляя друг друга.

Внезапно капитан Матсуо выхватил пистолет. Грохнул выстрел. Лейтенант Сокабе отшатнулся — пуля прошла мимо. Пьяный капитан не мог прицелиться как следует. Сокабе тут же ответил своему начальнику тем же. Завязалась перестрелка. Оба были настолько пьяны, что могли попасть друг в друга лишь случайно, однако с остервенением продолжали пальбу.

Почти одновременно с первым выстрелом, прозвучавшим в штабной хижине, часовой разрядил винтовку во мрак барака, где находились пленные американцы. Прежде, чем он смог выстрелить во второй раз, чья-то рука обхватила его голову и оттянула назад. Бедняга не смог издать ни звука — нож почти перерубил его шею.

— Билл! Отзовись! Ты не ранен? — спросил с тревогой Дуглас.

— Нет, он промахнулся чуть ли не на милю. Но что это происходит снаружи? Кто прыгнул на него?

Поднятые со сна стрельбой на офицерской квартире, солдаты бежали, пошатываясь, на дальний конец деревни. Они думали спросонья, что на них напали.

Некоторые японцы пробежали так близко от Тарзана, что он мог дотронуться до них.

Выжидая, Тарзан припал к земле рядом с мертвецом. Так же, как и японцы, он не знал причины стрельбы.

Там, откуда доносился шум выстрелов, находились ван Принс и его люди, но Тарзан готов был поручиться, что стреляли не они.

Когда он понял, что мимо пробежал последний японец, он тихо окликнул встревоженных пленников.

— Дуглас и Дэвис? Это вы?

— Да, да, это мы!

— Где вход? Покажите.

— Прямо перед вами, но калитка заперта.

Между тем Ван Принс услышал выстрелы, и решил, что пальба связана с появлением Тарзана в деревне. Он направил туда, откуда доносилась канонада, свой отряд. Его бойцы, перебегая от хижины к хижине, рассеялись по деревне.

Тарзан шагнул к калитке. Ее столбы были выструганы из стволов молоденьких деревьев. Тарзан ухватил оба столба руками, напряг мышцы — столбы треснули прежде, чем пленники успели прийти к нему на помощь. Проволока осталась на земле.

Осторожно переступая через колючки, Дуглас и Дэви! вышли на свободу.

Тарзан услышал шум приближающихся людей. Он до га дался, что это партизаны ван Принса. Тарзан позвал и капитан голландцев тут же ответил на зов.

— Пленники со мной,— сообщил Тарзан.— Соберите побыстрее своих людей, мы уходим отсюда.

Тарзан взял винтовку и патроны убитого часового и вручил их Дэвису.

С другого конца деревни доносились возбужденные крики японцев. Партизаны не знали причины суматохи которая помогла им освободить пленников. Многим не хотелось уходить, не сделав ни одного выстрела.

Бубнович и Розетти хлопали по плечам вновь обретенных товарищей. Они отвечали и сами задавали кучу вопросов. Одним из первых был вопрос Дэвиса о Тарзане.

— Кто такой этот голый парень, так ловко освободивший нас?

— Помнишь английского лорда, он поднялся на борт.

«Прекрасной леди» перед самым вылетом? — напомни. Розетти давно прошедшие времена.— Так вот это он самый и есть. Лучшего парня я не встречал в жизни. И как вы думаете — кто он такой?

— Ну, ты только что сказал сам — офицер королевских военно-воздушных сил Великобритании...

— А еще кто?

— Ну, не тяни, давай говори!

— Он — Тарзан, человек-обезьяна.

— Да брось ты, тоже нашел время разыгрывать нас.

— Это чистая правда, а вовсе не шуточки,— вмешало Бубнович.— Этот раздетый малый — действительно Тар зан.

— А где ваш «старик» Джерри? — спросил Дуглас,— надеюсь, он цел?

— С ним все в порядке. Он был ранен, и ему н< позволили идти с нами. Он теперь здоров, но от лишни: нагрузок может заболеть. Так сказал док.

Все четверо весело болтали всю дорогу, пока не подо шли к лагерю партизан. Там их встретил радостным! объятиями их «старик» — капитан Джерри Лукас.

Два дня спустя «иностранный легион», насчитывающие уже десять человек, распрощался с голландскими партизанами и, покинув лагерь, начал свой длительный поход к океанскому берегу.

Сперва двое новоприбывших скептически отнеслись к присутствию в отряде двух женщин. Они сомневались в выносливости слабого пола — им казалось, что женщинам будет не под силу одолеть все тяготы и опасности путешествия по непроходимым горным кручам и диким местам, ибо именно такой маршрут наметил для них Тарзан. Только так можно было избежать нежелательных встреч с неприятелем.

Но вскоре оба американца убедились, что это им приходится напрягать все силы, чтобы сравняться на марше с женщинами. Ждали их и другие сюрпризы.

— Что случилось со Шримпом? — спросил Дэвис у Бубновича.— Я думал, он не тратит время на юбки, а он всегда околачивается возле этой коричневой особы. Я его, конечно, не осуждаю — как раз наоборот. Сам бы охотно приударил — красотка весьма соблазнительна, но Шримпа не узнаю! И «старик» стал совсем другим.

— Все течет, все меняется,— пожав плечами, коротко ответил склонный к философствованию Бубнович.

Дорога становилась все труднее. Путникам не раз приходилось прорубать себе путь сквозь непроходимые заросли девственных джунглей. В ход шли ножи и самодельные топоры.

Глубокие ущелья и стремительные горные потоки то и дело пытались преградить путь и воспрепятствовать продвижению. Отвесные скальные стены возносились вверх или опускались вниз на многие сотни футов, вынуждая делать длинный обход. Редкий день проходил без того, чтобы путников не вымочил обильный тропический ливень. В этих местах наступила пора дождей. Постоянным неудобством стала мокрая одежда — в ней приходилось и спать, и идти. От влаги, которой был насыщен воздух, она не просыхала даже в редкие дни без дождей. Обувь износилась окончательно — и армейские ботинки, и самодельные мокасины не выдержали каменистых троп.