Эдгар Берроуз - ТАРЗАН. Том 4

— А когда же вы отправитесь в путь? — спросил доктор.

— Тотчас же,— ответил человек-обезьяна.

— ?!

— Сегодня полнолуние,— объяснил. Тарзан, заметив немой вопрос в изумленных глазах гостя,— я хочу использовать естественный светильник и передвигаться ночью. А выспаться смогу в жаркие дневные часы.

Тарзан повернулся и кликнул Мувиро.

— Сворачивай лагерь,— скомандовал Тарзан.— Отправляйтесь с отрядом домой, но дома будьте наготове, чтобы не пришлось тратить время на сборы, если мне-понадобится войско и я пришлю за ним гонца. А сейчас я ухожу, Мувиро, к горам Варамааза. .

— Сколько времени, бвана, мы должны ждать вестей? — спросил Мувиро, — Когда нужно двинуться в путь на подмогу?

— Я беру с собой Нкиму,— ответил Тарзан.— Если мне понадобится вазири, я пришлю Нкиму за вами. Он будет проводником. А ждите, как обычно, до новой луны.

— Слушаюсь, бвана,— ответил Мувиро.— Все воины в любой день и час будут готовы тронуться в путь.

Тарзан закинул за плечо лук и колчан со стрелами. На мгновение он замер, как только он один умел, недвижно, как изваяние, затем окликнул Нкиму, обратившись к зверьку на языке Больших обезьян.

Пушистый комок соскочил с дерева и трусцой кинулся к хозяину.

Владыка Джунглей не стал дожидаться, пока Нкима заберется на его плечо. Он круто развернулся и, не говоря ни слова, большими шагами пересек полянку и скрылся в джунглях.

Эрих фон Харбен выглянул из палатки и осмотрелся вокруг. Его лагерь был безлюден. Никого, кроме него самого, не осталось в палатках, поставленных на склонах гор Варамааза.

Величавое спокойствие, царившее вокруг, наполнило душу молодого человека тревогой. Казалось, кто-то недобрый наблюдает в тиши за одинокой фигуркой, бродящей по территории покинутого лагеря. Эрих поежился от дурного предчувствия. Уже утром, когда слуга Габула не ответил на зов, Эрих понял, что случилось недоброе. Катастрофа назревала всю неделю.

Пока сафари приближалось к наводившим на округу страх исполинским кручам, равнодушно белевшими вершинами в небесах, люди дезертировали по двое-трое каждую ночь. Когда же был разбит прямо на горном склоне этот лагерь, из всего персонала осталось лишь несколько объятых ужасом чернокожих.

Сейчас же эти трясущиеся от страха, полные суеверий невежественные парни, отважившиеся дойти до зловещих мест, сдались. Они ушли под покровом темноты, явно стыдясь посмотреть в глаза белому бване, которого бросали на произвол судьбы. Но страх оказался сильнее совести. Негры бежали, оставив хозяина один на один с обитающими в горах духами, мертвецами и колдунами. К тому же Эрих произвел поверхностный осмотр снаряжения и имущества и выяснил, что чернокожие его подчистую ограбили. Наверное, они решили, что дни белого бваны сочтены, и провизия, и оружие ему больше не понадобятся.

Почти все продукты исчезли, и не нашел Эрих ружей и патронов. У него остался только люгер, который был в его палатке да боезапас к нему.

Юноша не стал ничего предпринимать. Да и что он мог сделать? Хорошо понимая логику мышления туземцев, Эрих не осуждал их за предательские, с его точки зрения, поступки. Это малоопытному человеку поведение негров показалось бы подлым. Но не Эриху фон Харбену, изучившему жизнь, быт и суеверия негров-банту. К тому же он сам был с ними не вполне искренен. Когда они нанимались для похода, он посвятил их не во все детали. Поэтому сам был виноват в том, что мужество чернокожих уменьшалось с каждой милей, приближавшей их к горам Варамааза.

Ну, а уж когда сафари подошло к подножию страшных гор, рассудок туземцев не выстоял перед ужасами, связанными с этим местом. Они потеряли контроль над собой и в панике бежали.

Провизию и ружья негры прихватили с собой, зная, что мертвому бване все это не понадобится. А в том, что бване осталось жить считанные дни, а то и часы, чернокожие были глубоко убеждены. Участь Эриха не вызывала у них никаких сомнений.

Ну и как было их за это осуждать? Кроме того, чернокожие знали — оружие смертных, даже белых людей бессильно против злых духов. Значит, такие хорошие винтовки и патроны в. предгорьях Варамааза было бы бесполезной и неоправданной роскошью. Тяжелая, полная лишений жизнь туземцев не располагает к безрассудным поступкам. Неразумно оставлять большой запас пищи тому, кого считаешь мертвецом, когда пищи вечно не хватает живым. То же и с оружием.

Фон Харбен, прищурясь, всматривался в черневшую внизу стену леса. Где-то там по звериной тропе спешат к своим хижинам его носильщики и аскари. Потом поднял глаза вверх, к изрезанным морщинами ущелий обветренным вершинам гор. Он пришел сюда издалека, стремясь достичь заветной цели. То, к чему он стремился, находилось там, за этими древними кряжами. Эрих не имел ни малейшего желания уйти отсюда несолоно хлебавши. Он терпеть не мог проигрывать.

Кто знает, сколько времени потребует решение задачи? Может, день в горах принесет разгадку, а может, неделя. Вдруг и месяца не хватит, чтобы найти затерянное племя или убедиться в том, что древняя легенда основана на чистом вымысле, и нет на земле никакого древнего народа, сохранившего в неизменном виде обычаи и привычки с тех пор, когда еще никому не было известно, что Бог сотворил Адама из глины.

Эрих размышлял, что, если повезет, он может, исследуя горные массивы, натолкнуться на следы древних людей. Это уже само по себе было бы величайшей удачей и прославило бы его имя в научном мире. Да и горы манили. В этих девственных местах не ступала нога человека. Эрих по очертаниям утесов видел — восхождение на них будет весьма увлекательным.

А что касается затерянного племени, то если оно когда-нибудь существовало, это подтвердят археологические находки. Всегда остается пара раздробленных костей, груда черепков и какие-нибудь мелкие изделия из кости и камня. Но даже если он ничего не найдет, отрицательный результат даже сам по себе может удовлетворить ученого. Опытный и интеллигентный Эрих это понимал. К тому же ему очень не хотелось отступать. Позавтракав в одиночестве скудными остатками провизии и запив еду прозрачной родниковой водой, Эрих фон Харбен вошел в палатку и принялся собираться в дорогу. Он уложил в маленький рюкзак самые необходимые вещи, привязал к нему патронташ, все остальное решив оставить тут же в палатке.

Покончив с нехитрыми сборами, Эрих вышел наружу, повернулся лицом к горным склонам и долго пристально вглядывался туда, где по каньонам и ущельям скрывались тайны Варамааза, так пугающие местных туземцев.

Кроме люгера, автоматического пистолета, у Эриха висел за поясом острый охотничий нож. Он вытащил его из ножен и срезал тоненькое деревце, подобными деревьями порос весь склон. Древесина их отличалась особой крепостью. Остругав ствол, Эрих превратил его в дорожный посох. Когда с работой было покончено, молодой человек вновь тронулся в путь, оставляя за собой опустевший лагерь.