Эдгар Берроуз - ТАРЗАН. Том 4

Валидус Август поверил такой ерунде, и вот Маллиус Лепус и еще несколько молодых патрициев, твоих приятелей, брошены в тюрьму. Септимус остался на свободе, но возле его виллы неусыпно дежурит стража и дом родной стал для него хуже темницы. Я был предупрежден верным человеком из придворной челяди и скрылся. Знаю только, что варвар среди ночи был вызван во дворец к Валидусу Августу. Я же поспешил сюда на твои поиски, Аста, но, увы, ты в еще более плачевном положении, нежели твои друзья в Каструм Маре. Тебе суждено погибнуть завтра на потеху жирному Сублатусу. Торжества Валидуса начнутся через неделю.

— Через неделю,— прервал горестный монолог Тарзан.— Тогда мы успеем спасти невинных и моего друга фон Харбена.

Тарзан в темноте не мог видеть ироничной улыбки на лице Металлиуса, но тон его ответа не оставлял сомнений.

— Ты намерен отправиться в Каструм Маре? — изрек Металлиус ехидным тоном.— Может, и нас захватишь с собой?

— А ты друг фон Харбена? — не обращая внимания на иронию, серьезно спросил Тарзан.

— Я друг его друзей,— был ответ.— И враг его врагов. Больше всего на свете мне хотелось бы сейчас оказаться в Каструм Маре с когортой отважных воинов и сокрушить тюрьму, где томятся лучшие люди города.

— Ты не любишь Валидуса Августа? — допытывался Тарзан.

— Нет. Он жесток, коварен и капризен. Под его правлением Каструм Маре неуклонно разоряется и идет к упадку.

— Ты полагаешь, Кассиус Аста также не любит своего дядю? — продолжал Тарзан.

— Да, ты прав, не люблю, согласился Аста, подав голос из своей ниши.

— Тогда я возьму с собой вас обоих,— сказал Тарзан.

Дружный хохот сокамерников был ему ответом.

— Мы готовы идти с тобой, когда ты пожелаешь,— давясь смехом, произнес Аста.

— Можешь зачислить и меня в свой отряд,— вмешался Прокус.— Если, конечно, в Каструм Маре Кассиус Аста останется моим другом.

— Я обещаю тебе не нарушать нашей дружбы,— ответил Аста Прокусу.

— Когда же мы отправляемся? — спросил Металлиус, выразительно позванивая цепями.

— Я смогу уйти, как только мне снимут наручники,— сказал человек-обезьяна.— А это они должны будут сделать перед выходом на арену.

— Можешь быть уверен — огромное количество легионеров охраняет Колизей и следит за тем, чтобы никто из узников не избежал своей участи.

— Прокус подтвердит, что я легко бежал от легионеров Сублатуса дважды — первый раз из тронного зала, а второй — с людного бульвара ясным полднем.

— Это правда,— подтвердил тот.— Тарзан покинул тронный зал, неся Сублатуса над головой, словно пушинку...

— Забрать вас с собой будет делом трудным, но выполнимым,— размышлял вслух Тарзан.— А увести вас отсюда мне хочется по двум причинам — мне не нравится Сублатус и я буду рад разрушить его планы, а, кроме того, по крайней мере двое из вас помогут мне в поисках фон Харбена в Каструм Маре.

— Ты заинтриговал меня,— произнес Кассиус Аста.— И почти заставил поверить в то, что мы в состоянии осуществить твой безумный план.

Яркое утреннее солнце заиграло на песке арены, возвещая о славном дне триумфа императоров Рима, который Сублатус приспособил для своих торжеств. Но разровненная граблями песчаная площадь внутри Колизея еще была пуста. Толпы горожан еще только двигались к центру по главной улице, делившей надвое Кастра Сангвинариус.

Воздух был полон гомона и смеха. Бродячие торговцы водой, сластями и свистульками торили себе локтями дорогу среди празднично разряженной публики, громко нахваливая свой товар.

Легионеры, стоящие по обочинам улицы на всем протяжении от дворца до Колизея, регулировали движение, держа центр бульвара свободным от людей. Вдали, где-то у дворца зазвучали звуки военных труб. Люди сразу примолкли. Движение замедлилось. Все повернулись на эти звуки.

Кортеж императора медленно двигался по центру бульвара. Впереди колесницы, на которой восседали тучный цезарь и его худосочный отпрыск Фастус, вышагивал оркестр из двадцати трубачей. Носилки плотным кольцом обступили легионеры императорской охраны.

Там, где проходила эта процессия, толпа разражалась гулом. Гул возгласов катился от стен дворца по людскому морю вслед за колесницей, где сверкал золотой кирасой облаченный в пурпурную мантию важный Сублатус. Колесницу тянули четверо львов, их за золоченые ошейники придерживали мощные мускулистые негры.

Естественно, Сублатусу хотелось бы, чтобы приветственные возгласы раздавались в его честь, но сомнения не было — здравницы были обращены к пленникам, привязанным сзади к колеснице.

Каждый раз, сколько помнили горожане, Сублатус приберегал к триумфальному шествию именитых пленников. И сейчас так было — прикованные цепями, брели за императорской повозкой вожди чернокожих варваров из окрестных племен, а также наследник престола из враждебного Каструм Маре Кассиус Аста и его сподвижник центурион Квинт Металлиус, затем следовал, успевший стать легендарным, белый варвар. Он-то и вызывал особое любопытство и восхищение в восторге галдящей толпы.

Странное дело — этот великан с правильными чертами мужественного лица и густой шапкой черных кудрей был, так же, как и все остальные, прикован цепями, идущими от ошейника к задку колесницы. Но в его походке и всем облике было что-то такое, что даже цепи не унижали его. Скорее было похоже, что триумфатор — он.

Его сходство то ли с царственным зверем джунглей, то ли с богом Аполлоном внушало окружающим благоговейный восторг.

Сублатус нервно озирался, а его тщедушный сынок беспокойно ерзал в колеснице.

Кроме знатных пленников, за триумфальным выездом шествовали крепкие бойцы-гладиаторы, сверкая новенькими доспехами. За ними поспешали летописцы, создающие труды по истории Кастра Сангвинариуса, рабы несли в носилках офицеров и сенаторов. Шествие замыкали стада овец и коз, угнанные во время последнего набега на деревни вагого по ту сторону гор.

Но среди всей этой пышной процессии не было Матеуса Прокуса. Сублатус не посмел приковать благородного патриция к своей колеснице — слишком тот был популярен среди граждан Кастра Сангвинариуса. Далекта, наблюдавшая за кортежем с крыши дома своего отца, сильно встревожилась, когда заметила отсутствие своего возлюбленного среди пленников Сублатуса. Никаких известий из подвалов Колизея не поступало, и девушка не знала, жив ли тот, о ком болело ее истерзанное сердце. Она быстро собралась и вместе с матерью отправилась к Колизею, чтобы присутствовать на открытии игр. Там надеялась она узнать хоть что-либо о судьбе жениха.

Она страшилась увидеть Прокуса, обагряющего своей кровью песок арены, но еще тяжелее было бы узнать, что никогда больше ей не увидеть юношу. Матеуса Прокуса вполне могли убить в тюрьме люди Фастуса.