Эдгар Берроуз - ТАРЗАН. Том 4

Наконец, толпы разбушевавшихся негров были кое-как успокоены и собрались на главной площади города у дворца. Вазири охраняли разрушенный вход в императорские чертоги. Они выстроились шпалерами вдоль коридора, ведущего в тронный зал. Тарзан прошествовал по проходу и взошел на трон. Он уселся в золоченое кресло. Рядом расположились Прокус с Далектой, Кассиус Аста и Квинт Металлиус. Мувиро уселся на ступеньках у ног великого бваны, а маленький Нкима прочно оседлал шею хозяина. Он тихонько жаловался ему на ухо. Как всегда, Нкима боялся шума, к тому же он озяб и проголодался.

— Пошлите за Сублатусом и Фастусом,— приказал Тарзан.

Прокус кликнул легионеров, те отправились на поиски.

— Нужно побыстрее навести порядок в городе,— сказал Тарзан.— Через час я должен быть в Каструм Маре.

Легионеры, посланные Прокусом, вернулись в большом волнении.

— Сублатус мертв! Фастус мертв! — воскликнули они.— Варвары зверски убили их. Все комнаты наверху полны изувеченных тел сенаторов и консулов.

— Что же, в живых никого не осталось? — бледнея спросил Прокус.

— Да,— подтвердил легионер.— Правда, мы осмотрели не все покои. В дальних комнатах люди забаррикадировались от чернокожих варваров. Мы сообщили им, что опасность миновала, и они сейчас спустятся в тронный зал.

Меж двумя рядами воинов двигались по коридору уцелевшие патриции. У мужчин были окровавленные лица, а одежда свисала клочьями, женщины были растрепаны, на их побледневших лицах ясно читался перенесенный ужас. Дети, всхлипывая, жались к матерям.

Впереди шествовал Деон Сплендидус. Далекта, увидев отца, вскрикнула с облегчением и радостью. Она бегом бросилась к нему навстречу, прижалась к его груди и расплакалась от пережитого волнения.

Тарзан просиял, увидев старого сенатора. Он поднялся с трона и протянул Деону Сплендидусу руку для пожатия.

— Цезарь мертв,— сказал Тарзан.— Но кто-то должен облачиться в пурпурную мантию.

Один из гладиаторов закричал, потрясая копьем:

— Да здравствует Тарзан! Да здравствует наш новый цезарь!

Толпа сразу же: подхватила этот крик. Тарзан, улыбнувшись, покачал головой. Он поднял руку, требуя внимания. Крики смолкли.

— Нет,— сказал Тарзан.— Я не смогу быть вашим императором. Есть человек, которому я с удовольствием вручу багряную мантию и императорский жезл, при условии, что он сдержит обещание, данное мною варварам окрестных деревень. Он повернулся к старому сенатору, стоящему рядом с троном.— Деон Сплендидус! Обещаешь, что варвары, населяющие деревни империи, будут пользоваться всеми правами и свободами римских граждан?

Старик величаво кивнул в знак согласия.

— Обещаешь, что юноши и девушки с черным цветом кожи не будут больше обращаться в рабство, а воины из деревень не станут умирать в боях на арене для забавы городской черни?

— Обещаю,— последовал ответ.

— Тогда прими пурпурную мантию и золотой жезл и займи место на троне, которое тебе отныне будет принадлежать по праву. Будь справедливым и великодушным цезарем, и имя твое прославят в веках благодарные подданные.

Деон Сплендидус, склонив седую голову, торжественно принял из рук Тарзана знаки императорского величия.

Ежегодный триумф Валидуса Августа, императора Востока выглядел намного беднее по сравнению с аналогичными празднествами в честь Сублатуса во враждебном Кастра Сангвинариусе, хотя божественный цезарь Валидус был весьма рад, что прикованный к его колеснице варвар придает церемонии некую пышность, соответствующую важности момента. Эта мысль наполняла тщеславную душу императора крошечной империи ликованием.

Эрих фон Харбен посмеивался в душе над непомерными притязаниями на величие злополучного императора. Смеялся бы он и сейчас, если бы не серьезность положения, в котором он очутился. Эрих мерил длинными ногами пыльные версты дороги и под скрип огромных деревянных колес размышлял о тирании.

Ни один из пленных, прикованных к триумфальной колеснице Валидуса Августа, не находился в столь отчаянном положении. Они были в своем мире, в своем времени и не ощущали так болезненно нелепость ситуации. Им не приходили в голову мысли об отряде десантных войск или эскадроне улан, способных в считанные секунды захватить всю империю, не понеся никаких потерь. Мысли об ограничении императорской власти были тщетными и только бередили душу. Бесполезно было задумываться над тем, что любой мэр европейского города командовал куда более многочисленными силами, чем этот жалкий императоришка.

Бесспорным оставался тот факт, что высшим главой в Каструм Маре оставался Валидус Август, и не было никакой силы, способной потребовать у него объяснений по поводу грубого обращения с гражданином суверенного государства, государства, способного в мгновение ока, без всякого напряжения справиться со всей армией, подвластной Валидусу Августу.

Торжественное шествие, проплыв по пустынным улочкам, наконец закончилось. И Эриха фон Харбена вновь водворили в камеру, которую он занимал вместе с Маллиусом Лепусом.

— Ты быстро вернулся,— приветствовал друга молодой патриций,— ну и как тебе торжественное шествие в честь нашего Валидуса Августа?

— Унылое зрелище,— ответил фон Харбен.— Да и не только я так думаю, судя по реакции горожан на это шествие.— Он помолчал немного и после спросил:— А игры тоже будут жалкими и убогими?

— Ну, что до игр,— ответил Лепус,— то, конечно, разгуляться не на чем. Преступников у нас почти нет, рабы покупные и весьма дороги. Никто не хочет губить их на арене. Наловят, наверно, диких зверей и стравят их между собой. Да еще ты да я...

— Как? — задохнулся от удивления Эрих фон Харбен.— И мы будем драться? С кем же?

— Да друг с другом. Может, в соседних камерах тоже есть заключенные, так и с ними. Валидус Август приберегает политических узников к торжествам в свою честь, дабы обратить их в гладиаторов и позабавить чернь. Может, кроме нас, еще кого-нибудь схватили. Вот и будут обеспечены кровавые забавы. Мы и наши рабы перебьем друг друга на потеху толпе.

— Но если мы победим и останемся живы, нам будет дарована свобода?

— Мы не победим. Об этом позаботится Фупус, можешь быть уверен.

— Но ведь такой конец ужасен!

— Ты боишься смерти?

— Отнюдь,— ответил фон Харбен.— Я думаю о Фавании.

— Хорошо бы подумать о нас,— сказал Лепус.— Моя дорогая кузина счастлива была бы умереть, нежели выйти за Фупуса.

— Я чувствую себя таким бессильным,— сокрушался фон Харбен.— Нет друзей. Все в заточении и в изгнании. Даже верного слуги нет. Где-то мой Габула?

— О! А я вспомнил, его как раз утром искали. Стражник так громко выкрикивал его имя, пока ты шествовал по городу, прославляя Августа своим униженным видом. В нашей темнице поднялся переполох. Исчез твой Габула. Негров содержат в общей камере, а там ветхие стены из рыхлого камня. Сырость подточила их. Он проделал дыру, которую до него начали рыть крысы, и сбежал. Его хотели вместе с другими пленными рабами отправить подметать арену и не нашли. Сокамерники рассказали, что он тихо всю ночь возился в углу. В общем, твой Габула на свободе, но его ищут.