Владимир Козлов - Откуда есть пошла земля нарофоминская

Теперь, когда этот город опять захвачен силами маршала Жюно, там сосредоточились гвардейские кавалеристы и артиллерия, а в окрестностях — части корпуса Понятовского, Наполеон не опасался неожиданных действий войск Кутузова. Почти неприступный с севера и востока из-за географического положения, город при таком раскладе сил был надежным местом для отдыха после перехода. Проследовав в 10 часов через Верею, Бонапарт оставил в городе квартирмейстеров, поручив им встречать главную квартиру и обоз с трофеями. "Первый золотой обоз" уже прибыл в Верею из Можайска. До 17 часов император со свитой и охраной находился, как читатель уже знает, в полулье от города, на холме, что вблизи можайской дороги, заслушивая рапорты своих полководцев и руководя перестроением проходивших войск.

С наступлением первых сумерек Бонапарт возвратился в Верею. К этому моменту адъютанты уже определились с местом для императорского походного ужина и ночлега. Для этих целей выбрали недавно выстроенный возле городских Торговых рядов дом доктора Фон дер Белена (более позднее название — дом Стрепихеевых). Этот дом выходил углом на так называемую "Зеленую площадь", имел два фасада с четырехколонными портиками. К фасаду примыкали металлические фигурные ворота. Превосходный дом, выполненный в классическом стиле, как причал, принял к себе главные повозки императора. Здесь же разместилась наружная охрана из числа солдат Старой гвардии и, главное для нас, наиболее ценная часть обоза с драгоценностями. Таким образом, ночь с 27 на 28 октября "первый и второй золотые обозы" Бонапарта пребывали в Верее, совсем рядом от расположившегося в доме доктора Фон дер Белена императора Франции.

Вглядываясь с вершины XX в подножье XIX века, невольно думаешь о том, какую разрушительную для захватчиков ауру должны были излучать материальные сокровища и святыни, насильственно отторгавшиеся ими от святой православной Руси. Не потому ли с занятием Москвы, началом массовых грабежей пошла на закат звезда баловня фортуны?

В те дни М.И.Кутузов, обращаясь к перешедшим в контрнаступление войскам, писал о неприятеле: "В бегстве своем оставляет он обозы, взрывает ящики со снарядами и покидает сокровища, из храмов Божиих похищенные".

Как-то Павел Андреевич Жилин, бывавший во Франции и поддерживавший контакты с французскими военными историками, обмолвился о том, что при отступлении от Малоярославца, на участке между Боровском и Можайском, командовавший частями арьергарда генерал Жерар потребовал от колонны "отстающих", сдерживавших темп марша, разгрузить заплечные ранцы, выбросив их содержимое в реку. В противном случае всем больным, раненым и ослабшим — двигавшимся без части солдатам и офицерам грозило попасть в плен к казакам Платова, стать скорой добычей воронья и волков. Тогда же одни драгоценности в бессильной злобе втаптывались солдатскими сапогами в глубоко раскисшую дорожную грязь, другие — из ранцев вываливались в воду, замывались течением…

У песчаного схода к реке, в которую упирается полузабытая проселочная дорога, идущая со стороны деревни Волчонки, тихо. Лишь иногда с противоположного берега донесется отдаленный звук автомобильного движка или прокричит перелетная птица. Пешеходы бывают здесь нечасто. Разве что пройдут в утреннем мареве грибники — срежут угол на пути к дальнему бору. Названия этого песчаного брода на Протве уже не припоминают даже старожилы деревни Волчонки. Говорят просто: "Брод на Верею". От деревни до него не более четырех километров в северо-западном направлении. И уже не помнят люди земли верейской, что это и есть одно из тех самых мест, где в середине октября 1812 года "вторым золотым обозом" и "отстающими" оставлен драгоценный след, ведущий из сожженной, но не покоренной Москвы на Можайск. Теперь трудно доподлинно установить, посылали или нет, как это было на реке Березине, местные помещики своих крепостных нырять в воды Протвы в поисках золота. Известно другое: дважды — в 1812 и 1942 годах — деревня выгорала полностью…

В заключение, отвечая на вопрос, почему длительное время пристальное внимание при поиске сокровищ обращалось именно к Семлевскому озеру, а не к верховьям бассейна реки Протвы, разберемся в хитросплетениях информации, почерпнутой главным образом из мемуаров бывшего адъютанта штаба Бонапарта французского генерала, а позже военного историка графа де Сегюра Филиппа-Поля.

Граф писал о событиях, происшедших 6 и 7 ноября: "От Гжатска до Михалевской деревни, расположенной между Дорогобужем и Смоленском, в императорской колонне не случилось ничего замечательного, если не считать того, что нам пришлось бросить в Семлевское вывезенную из Москвы добычу: пушки, старинное оружие, украшения Кремля и крест св. Ивана Великого. Трофеи, слава, все те блага, ради которых мы пожертвовали всем, стали нас тяготить. Теперь решался вопрос не о том, как нам украсить свою жизнь, а о том, как ее спасти".

Действительно то, что именно на этом участке отступления по понятным теперь причинам французские, германские, итальянские, польские и испанские части получили приказание Бонапарта сжечь все солдатские трофеи. Приказание выполнили.

В рассказе Сегюра, например, сообщается как о достоверном факте о затоплении в озере креста, снятого французами в Кремле с колокольни Ивана Великого. То есть о кресте, который якобы являлся частью трофейного обоза самого императора. Между тем, как писали московские газеты еще в 1813 году, этот крест в изломанном виде был обнаружен тогда же в одном из кремлевских двориков. Серебро и позолота с него были варварски сорваны. Нет сомнения, изощренный придворный интриган, не имевший иных средств отомстить русским за разгром "великой армии", умышленно пустил в ход историческую дезинформацию, которая, к сожалению, все еще продолжает воспалять доверчивые умы. Думается, что если существуют в России места, где были спрятаны сокровища императорского трофейного обоза, то о них Сегюр ни за что бы добровольно не поведал русским победителям и их потомкам. Эту догадку подтверждают строки самого бывшего генерала, в которых он призывает организаторов будущих нашествий на Русь учесть трагические просчеты и ошибки вторжения Наполеона.

Наро-Фоминск, как город, своим рождением обязан крупнейшему текстильному предприятию. Впрочем, нынешний шелковый комбинат (или в соответствии с современной терминологией ОАО "Нарфомтекстиль") не сразу и далеко не в один год стал заметной единицей среди множества промышленных центров европейской части России второй половины XIX века. Предреволюционная история нарофоминского текстиля занимает 77 лет, т. е. почти половину его полуторавековой, сложной и далеко не равноценной по своим временным отрезкам, биографии.