Павел Мариковский - В мире насекомых. Кто они такие? Маленькие жители нашей планеты?..

Едва заметная дорога среди барханов Кызылкумов неожиданно раздвоилась. Измученные жарой, горячим ветром и жаждой мы остановили нашу полуторку и предались раздумьям. Воды и горючего у нас мало, Сыр-Дарья осталась далеко позади. Стоит ли нам продолжать путь дальше? Не пора ли прекратить продвижение, как нам казалось, в глубину таинственной пустыни по-старинному и давно заброшенному Чимбайскому тракту? Саксаул, вредных насекомых на котором я тогда изучал, всюду казался однообразным и не предвещал новых находок.

В это время из-за бархана раздались какие-то странные гортанные звуки: то ли песня, то ли разговор. Потом послышался окрик, и показался всадник на верблюде.

Это был степенный старик, одетый в толстый ватный халат, столь необычный в жару, с нашей точки зрения, но, наверное, предохранявший своего хозяина от знойных лучей солнца и сухого воздуха пустыни. Лицо старика было приветливое, от всей его фигуры веяло добротой и прямодушием, не вязавшимся со злобным выражением морды верблюда, опасливо косившегося на нас и на нашу перегретую полуторку, от мотора которой пыхал жар.

Старик не торопился отвечать на наш вопрос, по какой дороге ехать, он степенно поглаживал седую бороду, внимательно оглядел нас, нашу машину, спросил, кто мы такие, по какому делу едем. Потом он сказал: «Направо пойдешь, воды не найдешь. Налево пойдешь, совсем пропадешь!». Это короткое и выразительное заключение произвело на нас такое сильное впечатление, что шофер Вася, никого не спрашивая, принялся разворачивать машину. Ему удалось развернуть машину среди сыпучих барханов, но вдруг мотор заглох и перестал заводиться.

Начались поиски неисправности. Искра была отличной, конденсатор был исправный, крышка трамблера поставлена новая, заменена была и бобина, не внушавшая доверия, но машина продолжала упрямиться. На всякий случай прочистили карбюратор, проверили поступление горючего. Солнце же нещадно жгло наши спины, пот струился по телу, и не было нигде крохотного кусочка тени, где можно было бы спастись от безжалостного бога пустыни. После чистки карбюратора машина завелась, и мы с облегчением уселись на свои места. Но напрасно. Она снова безнадежно заглохла.

Дальше начались странные вещи. После каждой чистки карбюратора мотор издавал несколько энергичных фырканий, после чего снова замолкал. Загадка подачи горючего казалась необъяснимой.

Во время очередной разборки карбюратора я внимательно стал рассматривать главный жиклер. Мне показался странным какой-то полупрозрачный выступ в его канале. Осторожно манипулируя тонкой соломинкой, я вытащил и положил на ладонь крыло комара! Самого настоящего, как потом оказалось, кровососущего комара-аэдеса. Ему, наверное, не удалось напиться нашей крови, но испортить ее все же довелось. Наверное, прилегая к стенке канала, он при поступлении горючего играл роль своеобразного клапана. Крохотное крылышко было причиной недуга нашей машины. Излеченная, она бойко заработала, и свежий ветерок, врываясь в кабину и кузов, облегчил наши тела от страданий. Наш водитель, любивший пофилософствовать, никак не мог успокоиться, возмущаясь, что во всех бедах виновато поганое крылышко комара.

После жарких и безводных такыров нам захотелось подобраться поближе к реке Или. Она была где-то за лугами, поросшими редкими деревьями каратуранги. Дорога петляла между деревьями, как будто вела в другую сторону, и мы решили двигаться напрямик через зеленую траву, поросшую на месте бывшего весеннего разлива. Почва была здесь ровная, гладкая, твердая, машина катила не раскачиваясь, почти как по асфальту. Из травы выскакивали кобылки. Их здесь было много. Напуганные машиной, они прыгали и разлетались во все стороны. Вскоре наш путь перегородили пески, через которые мы с трудом перебрались к реке. Здесь, в тени лоха и густых ломоносов, распевали соловьи, куковали кукушки, пахло влагой, водным простором. Соскучившись по воде, мы с удовольствием расположились на ночлег.

На следующий день мы тронулись в обратный путь рано утром, чтобы легче проскочить полоску барханов. В это время песок прохладен, и в нем не так сильно грузнет машина. Наш расчет оказался верным, барханы мы миновали благополучно, но машина перегрелась, вода в радиаторе нашей машины стала легко закипать, уничтожая запасы воды.

— Ничего страшного, — утешал я шофера. — Наверное, во всем виновен попутный ветер. Вот выберемся на хорошую дорогу, прибавим скорость, все будет хорошо.

Но и на хорошей дороге стрелка температуры воды на приборе настойчиво приближалась к ста градусам. Шофер помрачнел. Ему показалось, что неисправен мотор, это самое скверное, что может случиться вдали от поселений.

Пришлось остановиться и заняться осмотром машины. А дело оказалось простым. Ячейки радиатора сплошь забились кобылками. Они попали в машину, когда мы ехали по целине, по густой траве. Пришлось вооружиться пинцетами и очищать радиатор от погибших насекомых!

Ночь выдалась душной. Через тонкую ткань палатки светила луна. По крыше палатки бесшумно ползали какие-то продолговатые насекомые. Капчагайское водохранилище затихло. Безумолчно звенели, распевая свои брачные песни, рои комаров-звонцов. Как только возникло водохранилище, в нем развилось множество этих безобидных насекомых, которых нередко путают с комарами-кровососами. Только к утру посвежело, и ночная духота сменилась приятной прохладой, так сильно ощущаемой в жаркой пустыне. Подул легкий ветерок, тихое озеро пробудилось, зашелестели волны, набегая на низкий берег. Рассветало. Я выбрался из палатки, наспех оделся и пошел бродить по берегу.

Обширный простор и безлюдье навевали особенное настроение. С севера простиралась каменистая пустыня, голая и выгоревшая, и скалистые горы Чулак, с другой стороны было зеленовато-голубое озеро, а далеко за ним виднелся Заилийский Алатау. За несколько лет на берегах водохранилища выросли кусты тамарисков, появились травы, и ярко-зеленая полоска отделила озеро от желтой пустыни.

С берега снялась цапля. На щебнистую косу уселись серебристые чайки. Стайка быстрокрылых саджей-копыток прилетела на водопой.

Когда-то здесь, среди пустыни, река Или текла в обрамлении зеленой полоски лугов и тугайных зарослей. Но все изменилось. Река с тугаями исчезла, и среди пустыни возникло большое озеро-водохранилище. Вода подступила к пустыне, кое-где подмыла холмы, образовала высокие обрывы. Я иду вдоль них, присматриваюсь. В первые годы образования Капчагайского водохранилища появились мириады комариков-звонцов. Я их не вижу, попрятались на день в кусты тамарисков, а сейчас, потревоженные, звеня крыльями, поднимаются в воздух. Вскоре за комариками на обрывах водохранилища развелась масса паучков-тенетников. Помню, как в лучах заходящего солнца сверкали стены обрывов, сплошь облепленные паутиной. Это была одна сплошная коллективная сеть, сплетенная множеством маленьких хищников. Все это было необычным. Таких же паучков я встречал на озерах Балхаш, Алаколь и Сассыколь, но только на прибрежных кустах, пауки там плели тоже совместные сети. Неприязни, обычной для пауков, среди них не было. Пищи всем хватало, комарики водились в изобилии.